Кровь Заката - Вера Камша

Разумеется, он не хотел. Король не любил холод, его пугали толпы на улицах и шум, а вот бывать у Дианы ему нравилось. После хомяков и вкусных вещей Пьер больше всего любил молиться, так как почти всегда получал то, о чем просил доброго боженьку. Диану он тоже любил, она не заставляла его ничего подписывать или долго сидеть на одном месте, когда чужие люди с неприятными голосами читали и говорили что-то непонятное, и нельзя было ни повернуться, чтобы устроиться поудобнее, ни заснуть, ни даже вынуть и съесть запасенные сласти. Правда, у бланкиссимы не было хомяков, но зато была очень красивая картина, где женщина, похожая на Диану, кормила из рук белого оленя, а вокруг росли цветы и летали бабочки.

Бабочек Пьер тоже любил, в его спальне ими была украшена целая стена. Бабочек привозили со всего света, жаль только, что они не летали. Дядя Жан объяснил, что они не могут жить во дворце, как хомяки. Кроме картины, у Дианы хорошо пахло, там всегда угощали чем-нибудь вкусным, и он еще ни разу не ушел оттуда без подарка. К сожалению, ездили туда только по праздникам и после долгого и утомительного дня среди чужих и шумных людей. А тут можно поехать прямо с утра, если это дело с кем-то на площади сделают без него. И Его Величество король Арции Пьер Шестой решительно сказал: «Пусть все будет сегодня, а мы поедем к Диане…»

2850 год от В.И.

11-й день месяца Волка.

Арция. Мунт

Вообще-то, кающемуся полагалось идти пешком, но не было бы счастья, да несчастье помогло. Шарля спас страх Фарбье. Временщик опасался, что друзья Тагэре избавят того от унижения, пустив с какой-нибудь крыши стрелу. Уследить за каждой трубой или чердачным окном не взялся бы никто, и Шарля загнали в карету с занавешенными окнами. Он смирно сел напротив обвинителя, ненавидя в первую очередь себя, а во вторую синяка. Герцог раз за разом переживал те мгновенья, когда сначала один, потом два, три и, наконец, шестеро Скорбящих надевали на него Цепь. Это было унизительно, отвратительно, мерзко, но его руки и губы в какой-то момент стали слушаться не его, а шестерых мерзавцев в белом, четверо из которых стояли по четырем углам камеры, а еще двое у двери и окна.

Самым мерзким было то, что он оставался в сознании все время, пока его везли на площадь Ратуши. Проклятая Цепь, с виду такая тоненькая и легкая – дерни и разорвется, давила, как хороший удав из сурианских лесов. Герцог понимал, что это конец, против магии такой силы ему не выстоять. Он послушно взойдет на помост и при всем честном народе разденется донага, чтобы показать, что его никто не пытал, а потом станет на колени и расскажет о своих мнимых преступлениях, будет умолять о прощении, целовать руки и сапоги судей, затем с благодарностью натянет рубище… Если ему повезет, то проклятый ошейник с него снимут, поскольку антонианцы не могут надолго расставаться с этой вещью, и тогда он, возможно, успеет разбить голову о какой-нибудь камень, прежде чем окончательно превратится в животное. Но о добром имени придется забыть, разве что Рауль или Анри успеют его убить еще до позора.

Синяк, похожий на мокрого галчонка (Шарль, будь он свободен, мог бы прикончить такого одним ударом), шевелил губами, наверное, репетировал обвинительную речь, а Тагэре смирно сидел напротив, сложив руки на коленях, и, чтобы хоть как-то отвлечься, тщательно считал повороты, угадывая дорогу, которой их везли. У него была слабая надежда на перекресток перед въездом на Рыбный мост. Если бы он захотел освободить узника, то напал бы именно здесь, но карета благополучно миновала и это место, и еще два более или менее пригодных для засады.

Человечишко в лиловом перестал жевать губами и принялся стряхивать с мантии волоски и перхотинки. Значит, они вот-вот приедут, вернее, уже приехали.

2850 год от В.И.

11-й день месяца Волка.

Арция. Мунт

– Едут! – заорали повисшие на деревьях и фонарях мальчишки, и Агриппина безнадежно вздохнула. Она ничего не смогла сделать! Евгений по-прежнему без сознания, а король, разумеется, заболел. Просить же Жана или Диану бессмысленно. Правда, бланкиссима, прослышавшая, что Агриппина хочет о чем-то говорить с королем (уж не потому ли бедный Пьер слег?), очень любезно поинтересовалась, не может ли дорогой Агриппине помочь монсигнор Фарбье. Но фейвэйская гостья умела держать удар и вводить в заблуждение самых ловких. Она мило улыбнулась и сказала, что ее растрогала история юной воспитанницы. Девочка показалась ей смышленой и приятной, и она хотела просить Его Величество проследить, чтобы, пока Соланж проходит обучение, ее приданое не перекочевало в сундуки ее кузин. Если же у самой Дианы нет особенных видов на юную Ноар, Агриппина была бы рада увезти ее в Фей-Вэйю, где гораздо больше воспитанниц ее возраста.

Диана предполагала, что толстая сестра врет, а Агриппина знала, что та ей не верит, но игра имела свои правила. Арцийская бланкиссима с нежнейшей улыбкой обещала проследить за имуществом Соланж, ее же саму она с удовольствием препоручает заботам дорогой гостьи. Что ж, нет худа без добра, девочка и вправду приглянулась Агриппине какой-то пронзительной беззащитностью и доверчивостью. К тому же она была удивительно хороша – синие глаза и черные волосы среди жителей Эскоты встречаются, но, как правило, у тамошних обитательниц черты грубоваты, а личико Соланж было точеным. Да, с такой внешностью она вряд ли станет желанной гостьей в доме, захваченном родственниками, у которых взрослый сын и дочери-невесты.

Агриппина не жалела, что взяла девчушку под свое крыло. В Фей-Вэйе та, по крайней мере, не станет добычей какого-нибудь рыцаря из окружения Жана. Кто знает, вдруг Сола найдет себя в циалианстве. А нет, так выйдет из обители не жалкой бесприданницей, а богатой невестой. Но она приехала сюда вовсе не для того, чтобы приголубить синеглазую эстрийку. Бланкиссима собиралась разузнать всю подноготную мунтского двора и не дать свершиться непоправимой глупости. В последнем она не преуспела, и вот теперь вынуждена наблюдать за уничтожением человека, жизнь и смерть которого была, если она правильно разобрала откровения Эрика, жизнью и смертью Арции. Оставалось надеяться на чудо, но за свои тридцать четыре года Агриппина привыкла к тому, что чудес не бывает, а бывают умные и неожиданные ходы в игре, которую ведут сильные мира сего.

А они здорово боятся Тагэре. Даже безоружного, униженного, скованного пресловутой Цепью. Привезли в закрытой карете, стражники и шпионы и в толпе, и на крышах… Агриппина носила с собой Кристалл Поиска и легко отличала тех, у кого были такие же. Похоже, синяки выгнали на площадь всех, кого могли, чтобы пресечь в зародыше любую попытку хоть как-то помочь герцогу. А ведь она бы сделала это, обладай достаточной силой и ловкостью. Нужно лишь пригасить действие Цепи. Остальное сделала бы воля самого Тагэре, но, увы… Циалианка обернулась к дрожащей Соле.

– Холодно?

– Нет. – Девочка с доверчивым обожанием посмотрела на свою покровительницу, и на сердце у Агриппины стало теплее. – Мне страшно.

– Страшно?

– Вы не чувствуете? Небо ясное, а словно гроза идет…