Алиби на одну ночь - Юлия Волкова

Жена Султанова умерла от рака, когда Ирине едва исполнилось пять лет. Лишившись матери, девочка росла замкнутой, сосредоточенной на собственном внутреннем мире, в который она не пожелала допустить переехавшую к ним из Казани двоюродную сестру Султанова. А он, поставивший перед собой цель разбогатеть, отдавал все время бизнесу, по советским временам еще нелегальному, и, поздно возвращаясь домой, обычно заставал дочь уже спящей.

Но зато у него появились деньги. Двоюродная сестра, так и не сумевшая стать Ирине близким человеком, вернулась в Казань, а он нанял дочери гувернантку. Немолодая интеллигентная женщина искренне привязалась к девочке и приложила немало усилий, чтобы наладить контакт между дочерью и отцом. Султанов был благодарен ей и старался не опаздывать домой к ужину, который готовился теперь на троих и подавался не на кухне, как раньше, а в большой комнате. Эти усилия не прошли даром — Ирина оттаяла и понемногу научилась делиться с отцом своими радостями и проблемами.

В школе девочка училась неплохо, но без особого интереса. Близких друзей у нее не было, хотя она редко ссорилась с одноклассниками и поддерживала со всеми ровные отношения. Султанов приглашал домой лучших преподавателей музыки, английского, но эти занятия тоже не увлекли Ирину и были заброшены.

Потом у гувернантки родился внук, и как ни уговаривал ее Султанов остаться, какие деньги ни сулил, она оставила дом. Султанов, разменявший к тому времени пятый десяток, стал подумывать, не жениться ли ему снова?

После смерти жены он долго не смотрел в сторону женщин вообще. Потом они стали эпизодически появляться в его жизни, но ни одна из них, по его мнению, не годилась на роль мачехи Ирины. Каждый раз Султанов не мог представить себе, что вот эта женщина станет гладить его дочь по голове, кормить обедами, помогать делать уроки и учить женским секретам и премудростям. Иногда ему казалось, что дочери самой хочется, чтобы их сиротство прекратилось. Он замечал, что она с завистью смотрит на подруг, которых из школы забирают матери.

Ей было двенадцать лет, когда он решился прямо спросить: хочет ли она, чтобы он женился? Определенной кандидатки у него не было, так что вопрос был задан теоретически, но если бы дочь сказала «да», он готов был приложить усилия, чтобы найти и привести в дом умную, добрую, внимательную женщину. Пусть даже она была бы и не нужна ему самому.

Некоторое время Ирина смотрела на него молча, а потом подошла, обняла его за шею и прошептала: «Нам с тобой не нужен никто, папочка». Тем она решила его дальнейшую судьбу.

Потом она подросла, закончила школу, но учиться дальше, к разочарованию отца, не захотела. К тому времени бывшие советские люди обрели возможность ездить по всему миру — были бы деньги. У Султанова деньги были, и Ирина увлеклась путешествиями. Отец поощрял ее увлечение, надеясь, что в какой-нибудь из поездок она встретит самостоятельного делового мужчину, полюбит его, выйдет замуж, нарожает детей… Султанову очень хотелось иметь много внуков — может быть, это желание выросло из тоскливой тишины неуютной, холодной квартиры в тот год, когда они с дочерью осиротели?

Но самостоятельные деловые мужчины у Ирины все не появлялись — возможно, они выбирали другие маршруты для своих путешествий. Султанова удивляло, что дочь нисколько не переживает из-за отсутствия личной жизни. Шли годы, и ничего не менялось. Тогда он стал сам приглашать в дом перспективных знакомых бизнесменов — молодых и не очень, однако дело с места не сдвинулось. Не обольщаясь по поводу Ирининой внешности, он понимал, что потенциальных кандидатов в женихи в первую очередь интересуют его деньги и связи, и лишь потом — его дочь. Она это понимала тоже.

Тем временем империя Султанова разрасталась, его имя часто мелькало в СМИ, журналисты зачислили его в разряд людей, заработавших первоначальный капитал на нелегальной продаже необработанных камней за границу и окончательно поднявшихся на незаконной приватизации. Половина из того, что писали о нем, была явной ложью, плодом безудержной фантазии нечистоплотных писак, но в нынешнем положении Султанова это уже не волновало. «Собака лает, а караван идет», — говорил он, не заботясь о том, какие эмоции вызывает у обывателей его имя: ненависть, зависть или, наоборот, желание подражать. Он не особенно доверял людям и поэтому не считался с чужим мнением.

Когда-то давно, когда он еще не был богат и не обладал нынешней властью, у него были друзья. С годами он растерял их. Увы, так происходит со всеми, кто поднимается вверх, и Султанов не видел здесь своей вины и не страдал из-за этого. Возможно, по натуре он был одиночкой. Он боялся, что дочь пойдет в него, но, слава Богу, Ирина нашла, наконец, свое счастье.

…Развязывая перед зеркалом галстук, он всмотрелся в свое отражение. Пожалуй, для своих шестидесяти двух он выглядит неплохо. Теперь, когда с выходом дочери замуж его дом опустел, не пора ли подумать о собственном браке?..

Он лег в постель и закрыл глаза. И вдруг вспомнил Викторию Веденееву, как она, с пылающими щеками, подошла к столу новобрачных и пригласила Ярослава танцевать. Как она осмелилась на этот вызов ему, самому Султанову? Ведь он недвусмысленно предупреждал ее! И что это за страсти такие, которых не могут охладить ни разлука, ни деньги, ни брак со Смитом?

Султанов решил, что эта женщина должна ответить за свою дерзость. Но, засыпая, так и не придумал для нее достойного наказания.

Слезы безудержно текли из глаз Калерии. Ах, как он играл в тот вечер, как играл!..

Когда спектакль закончился, зрители повскакивали с мест и не жалели ладоней. Даже театральные критики, которых удивить сложно, а растрогать и вовсе невозможно, стояли в проходе у сцены и кричали: «Браво!» Даже критикесса Марина Петровская, все еще похожая в свои шестьдесят на мальчика-подростка, поднялась с места, и на лице ее — о, боги! — светился настоящий восторг. Это было прекрасно видно Калерии из левой кулисы. А ведь Петровской, с ее острым и злым языком, побаивается весь театральный Питер!.. Одним словом, светопреставление! Такого успеха их театр не переживал давно, годов с семидесятых, но тогда Калерия театром еще не интересовалась — по причине слишком малого возраста.

А в конце восьмидесятых, когда она устроилась сюда работать, театр находился в кризисе. Зал пустовал, артисты играли кое-как, экономя силы для съемочных площадок рекламных клипов и телевизионных сериалов, где платили гораздо больше. Режиссеры приходили и уходили, руководство сдавало помещения в аренду, чтобы хоть как-то сводить концы с концами, а обслуживающий и технический персонал жил по принципу «ни дня без стопки», побивая все мыслимые и немыслимые рекорды в потреблении спиртосодержащих жидкостей. Непонятно, правда, откуда у людей брались деньги для подобных рекордов — даже нищенскую театральную зарплату выдавали нерегулярно.

В театр Калерию Дымшиц привела родная тетка — когда девочка, провалившись на экзамене в Театральный институт, пребывала в полном отчаянии. Лидия Ольгердовна Дымшиц заведовала в театре литературной частью. Отдавшая более тридцати лет беззаветному служению Мельпомене, она понимала, что творится после провала в душе у племянницы, и сумела убедить ее в том, что начинать восхождение в искусстве можно и со скромной роли помощницы гримера. К тому же работать в театре, пусть даже переживающем не лучшие времена, все-таки приятнее, чем в какой-нибудь забегаловке или магазине. Общение с прекрасным не может испортить, в этом Лидия Ольгердовна была твердо уверена. Каким-то чудом в театре сохранились гримеры высочайшего класса. Освоив профессию под их чутким руководством, девушка всегда заработает себе на кусок хлеба — так считала Лидия Ольгердовна.