Копенгагенский разгром - Лев Портной

А впрочем, что полиция? Я был уверен, что ни виконтесса де Понсе, ни сэра Оливера Годена в Англии нет. Бог весть как, но они покинули порт.

Оставалось собраться с силами, разыскать «Брунхильду» и возвращаться в Россию. Навстречу позору и каторге.

Глаза сами собою закрылись, усталость взяла свое, но вздремнуть не удалось. Отворилась дверь, и появилась Николь. За нею пожаловал господин средних лет с саквояжем, полным медицинских склянок, судя по доносившейся трели.

Доктор Руиз осмотром остался вполне доволен.

— Мистер Воленский, вам нужно как следует поесть и попить. Можно даже виски, но самую малость, — посоветовал он.

— Виски я терпеть не могу, — буркнул я. — И в рот мне сейчас ничего не влезет.

— Так часто бывает, когда злоупотребишь виски, — возразил доктор. — Поешьте через силу. Вот увидите, вам сразу же станет лучше. По крайней мере, мои услуги вам более не понадобятся.

«Наверняка узнал, живодер, что денег у меня нет!» — подумал я, а вслух сказал:

— Что ж, спасибо на добром слове.

— Я оставлю вам одну хорошую настойку. Выпейте виски, но самую малость. А потом если захочется еще, то пейте это, но только не виски.

Он оставил небольшую бутыль и ушел. Николь с заговорщицкой улыбкой скрылась за дверью. Через несколько минут она вернулась и привела Бекки. Та внесла в комнату поднос, на котором красовалось блюдо с вареным картофелем и жареной сельдью.

Николь с прежней лукавой улыбкой поставила передо мною стакан виски и сказала:

— Как писал Аристотель, подобное лечится подобным.

Я чуть не подавился, хотя еще и в рот не успел ничего положить.

— Николь! Аристотель ничего подобного не писал! И чтоб ты знала, уроки античной литературы каналья Жан преподал мне еще десять лет назад!

Девушка покраснела, потупила взор, но через секунду с вызовом вздернула подбородок и спросила:

— Если вы так ненавидите мосье Каню, зачем же держали столько лет камердинером?

— Ну, сперва он был гувернером, умудрившимся понравиться родителям, при том, что совершенно не докучал мне занятиями. Как же было не полюбить такого гувернера?! Ну, а потом как-то так вот, привык к нему…

— Выпейте, вам станет лучше. — Николь подвинула мне виски.

Я осушил стакан единым духом, и немедленно вернулись бодрость духа и тела, и аппетит волчий проснулся. Налег я на картофель с сельдью. А Николь, наблюдая за мною, стала рассказывать:

— Я бегала на пристань, расспрашивала там. Мадемуазель де Понсе уплыла на прусском судне «Brunhild». Никаких сомнений в этом нет.

— А мои сундуки?! — воскликнул я.

— Все четыре сундука также подняли на судно, я узнала, — сообщила Николь.

— Вот как, — задумался я.

Обескураженный, я вновь взялся за еду, решив, что эти новости проще переварить на сытый желудок.

— Корабль отбыл в Северное море, — продолжила Николь.

— Как это? — Я застыл с вилкой наперевес.

Виконтесса де Понсе поднялась на борт «Брунхильды», — этому еще можно было найти объяснение. Но чтобы капитан бросил меня, ушел, не выяснив, что со мною сталось?!

А с другой стороны, Элен не поднялась бы на борт, если не знала наверняка, что судно немедленно покинет Англию.

— Черт знает что, — пробормотал я по-русски и отправил картофелину в рот.

— А еще! — повысила голос Николь и взяла паузу, приготовившись чем-то этаким меня удивить.

Я продолжил трапезу, будучи уверен, что услышу что-нибудь утешительное о французишке. Думал, Николь встретила каналью где-нибудь в соседнем кабаке.

— Я видела в таверне… — продолжила девушка.

— Что? Сидит, стервец, пьет! — перебил я Николь.

— Да. Набрался будь здоров как! — подтвердила она с некоторой досадой.

Чудная девчонка! Думала удивить меня рассказом о каналье, которого я как облупленного знаю.

— Горе, значит, заливает, что в банке денег мало оказалось! — с издевкой фыркнул я.

— Вы о ком? — осторожно спросила Николь.

— О мосье Каню! А то о ком же?! — Я удивленно взглянул на нее.

— А-а, — с сожалением протянула Николь и чуть погодя сказала: — А я говорю про капитана Годена.

— Ты хоть представляешь себе, что тут происходит?! — пенял я Николь.

Она вела меня по узкой кривой улочке, спускающейся к морю.

— Вы же не говорите ничего, — оправдывалась она. — Я знаю только, что у вас вышел перебор с виски и вы сильно ударились. Доктор Руиз сказал, что после такого ушиба морская качка крайне опасна…

— Heus-Deus! Доктор Руиз! Вот кто злодей! — воскликнул я. — Вызовешь ко мне еще разок этого эскулапа — уж я из него душу вытрясу!

— Не понимаю, чем вам не угодил доктор? — пробормотала Николь.

Зато я теперь все понял. И как только сразу не догадался?! Картина складывалась — проще некуда! Элен ударила меня по голове, воспользовалась моим беспомощным состоянием и влила в рот изрядную порцию виски. А затем доктор Руиз выдал авторитетное заключение: после такого ушиба морское путешествие никак невозможно. Они обвели вокруг пальца капитана барона фон Нахтигаля, и он позволил оставить меня в Ярмуте на излечение, а мадемуазель де Понсе пустил на борт. Наверняка она и рекомендательным письмом от графа Воронцова козыряла.

Капитан Годен и вовсе остался здесь. И это означало только одно: виконтесса ничего не сказала ему о моей находке, уличавшей его в убийстве. Вероятно, она предвидела какие-то осложнения с разоблаченным сэром Оливером.

Поневоле я восхитился самообладанием этой женщины. А поначалу только и выдавала «fine» да «very fine». Пустая салонная красавица служила маской для коварной хитроумной дьяволицы.

Но каков был ее план? Ради чего нужно было бросить меня в бесчувственном состоянии? Я же и сам намеревался взять ее на борт «Брунхильды» и доставить в Россию.

На ум приходил только один вывод. Элен де Понсе намеревалась необычайным поступком заслужить доверие российских властей. Я с горечью ухмыльнулся, воображая доклад государю императору: один посланник погиб в кабацкой драке, второй налакался до совершенно свинского состояния и разбил себе голову, а хрупкая беззащитная виконтесса де Понсе доставила российское серебро в целости и сохранности.

И только я теперь понимал, что Элен де Понсе — шпионка, ее задача войти в круг общения российских властей.

Вот так несчастная девушка, испугавшаяся Бонапарта! Наверняка в интересах Корсиканца она и действовала! Впрочем, нет. В свете положительных изменений в отношениях с Францией Бонапарту не составило б труда подбросить к нам парочку шпионов более простым способом. Что он без сомнения сделает.