Узники ненависти: когнитивная основа гнева, враждебности и насилия - Аарон Бек

в важные и эффективные стратегии выживания.

Но на предков также оказывала сильное давление необходимость иметь социализирующие черты, критически важные для жизни в группе, коллективе. Среди них надо отметить навыки, способствовавшие формированию близких привязанностей; желания делиться друг с другом пищей и информацией, предоставлять друг другу защиту, выполнять родительские обязанности. Очевидно, что реакции, характерные для социального поведения, встроены в нашу человеческую природу в такой же степени, как и реакции антисоциальные. Это видно, когда мы испытываем сочувствие, глядя на ребенка, страдающего от боли; полны чувства удовлетворенности от осознания того, что помогли кому-то в чем-то. Это выражается в счастье, которым мы наслаждаемся при интимных отношениях. Изучение жизни сообществ наших предков в эпоху охоты и собирательства на примере колоний шимпанзе дало ценную информацию об эволюции нашего коллективного социального поведения[60].

Глава 3

От обиды до ненависти

Уязвимый образ самого себя

Мы все отбываем пожизненный срок в темнице собственного «я».

Сирил Коннели. The Unquiet Grave[61]. 1995 г.

Вспомните ситуации, в которые вы попадали, заставившие вас огорчиться и причинившие душевную боль. Кто-то, кому вы доверяли, обманул; человек, на которого вы полагались, подвел; друг начал распускать о вас слухи. Какой цели послужили пережитые страдания?

Люди кажутся обреченными и созданными для того, чтобы «смиряться под ударами судьбы». Страдание, видимо, является повсеместным атрибутом человеческого существования. Однако когда мы обижены, оскорблены, психологическая боль очень редко выполняет какую-либо полезную функцию. По контрасту, легко принять положение, когда острая физическая боль предупреждает о повреждении физической оболочки, нашего тела, и побуждает нас сделать что-то, чтобы прекратить действие фактора, способствующего этому, или устранить, «заделать» полученное повреждение. Мы знаем, что люди, ставшие нечувствительными к (физической) боли в результате неврологических расстройств, уязвимы с точки зрения получения серьезнейших, вероятно, фатальных травм или развития заболеваний, которые можно охарактеризовать аналогичными эпитетами. Поэтому мы признаём, что чувствительность к физической боли – критически важный защитный механизм. Но какова скрытая цель, которой может служить психологическая боль, часто отравляющая наши жизни? Что полезного мы получаем взамен переживаний грусти, скорби, чувств унижения или одиночества?

Обычно мы ощущаем психологическую боль – обиду, грусть, горе, страдание, даже тревожность – в контексте нашего взаимодействия с другими людьми. Эти реакции, которые не назовешь приятными, несут специфическую функцию: они подталкивают нас к корректирующим действиям, направленным либо на нас самих, либо на эти реакции, либо на изучение обстоятельств, приведших к расстройству чувств. Хотя на уровне интеллекта мы способны распознать, какой конкретно эпизод в межличностных взаимоотношениях оказал на нас пагубное действие, но часто оказываемся недостаточно мотивированы, чтобы что-то сделать в ответ на это – до тех пор пока не почувствуем реальную (психологическую) боль. Без ощущения ужаленности мы, скорее всего, будем оставаться чем-то вроде глины в руках других людей. Кто угодно сможет на нас и за наш счет наживаться, контролировать нас, манипулировать нами, предавать – в ситуации полного отсутствия должного и серьезного отпора с нашей стороны.

Ощущение психологической боли часто необходимо для того, чтобы поднять нас на преодоление природной инертности, сосредоточить внимание на происходящих безобразиях и на тех, от кого бедствия исходят. Мы вынуждены сделать нечто, чтобы устранить источник боли – либо положить конец творящейся несправедливости, либо убраться подальше. Боль мобилизует все наши системы на устранение источника раздражения (бей) или «устраниться / отдалиться» от него (беги). Переживание гнева – катализатор нападения на внешнего противника, а тревожность – катализатор уклонения, побега, спасения.

Боль – физическая и психологическая – тоже несет долгоиграющие функции. Мы рождаемся со способностью ассоциировать ситуации определенного типа с болью и обидой. И после того, как эта связь укореняется и в сознании, и на подсознательном уровне, готовы к быстрой реакции на похожие ситуации, вероятные в будущем. Научившись отделять намеренное оскорбление от дружеского подшучивания, мы можем почти рефлексивно реагировать на злонамеренное поведение. Кроме того, учимся стандартным шаблонам поведения, помогающим предотвратить нанесение нам вреда, которого в принципе можно избежать. «Однажды обжегшись, дважды испугайся»[62] – эта поговорка отражает почти автоматическое стремление избежать попадания в ситуацию, приводящую к травме. Конечно, мы учимся и противостоять проявлениям враждебности иначе, нежели отступлением или бегством. Можем использовать приобретаемые с жизненным опытом навыки, чтобы снять напряжение в потенциально опасной ситуации. Умение решать проблемы помогает справиться с трудностями до того, как нанесены психологический вред или обида.

Мы часто на собственном опыте убеждаемся, что наше поведение может ненароком спровоцировать другого человека. По мере того как развивается понимание чувств других людей, мы открываем для себя факт, что не являемся единственными, кто имеет потребности и «слабые места»: мы можем ненамеренно задеть кого-то собственными действиями. Критика и наказания за содеянное помогают нам инкорпорировать принятый в обществе кодекс поведения и сформировать его внутри себя. Обладая навыками жизни в социуме, мы можем заручаться поддержкой других людей.

Изучение психических расстройств открывает важнейшие аспекты человеческой природы. Мы связываем болезненные эмоции психогенного характера с сопровождающими их негативными физическими проявлениями: ощущением кома в горле, тяжести в животе, сдавливания в груди. Используя эти и другие маркеры, психотерапевт помогает пациенту точно и должным образом определить ход его мыслей до и после негативных переживаний, прояснив таким образом проявляющиеся чрезмерные реакции самозащиты. И ученые-теоретики, и практикующие психотерапевты могут извлекать полезную для себя информацию, идентифицируя ход мыслей и ряд образов, возникающий в головах людей, а также источники их болей. Так можно понять совокупность того, что является составными частями поведения: мышления, чувств и действий.

Значимость смыслов

Хотя мы почти мгновенно – как кажется – реагируем на агрессию, физическую или психологическую, мы при этом не всегда испытываем чувство гнева. Все зависит от контекста, в рамках которого причинен вред, и возможных объяснений этого. Маленький ребенок, которому семейный доктор прописал укол, будет отчаянно сопротивляться и реветь, защищаясь от необъяснимого (для него) причинения боли. Взрослый человек, ожидая подобный же укол и зная, что это приведет к переживанию точно таких же болезненных ощущений, может испытывать небольшую тревогу, но не станет гневно реагировать на происходящее.

Очевидная разница между реакциями ребенка и взрослого объясняется смыслами, которые несут похожие действия. Ребенок не видит понятного объяснения, почему ему надо пройти через устрашающую и болезненную процедуру – за исключением того, что страшный и жестокий доктор обладает непререкаемой властью. Более того, в данной ситуации обычно добрые и нежные родители совершают предательство, потворствуя и даже способствуя агрессии. Для взрослого же человека подобная процедура, пусть и болезненная, вызывающая некоторую тревогу, имеет оправдание и допустима. Гневная реакция в данном случае будет нелогичной, поскольку он добровольно согласился пройти полезную процедуру. В отличие от ребенка, взрослый научился