В кругу семьи. Смерть Иезавели - Кристианна Брэнд

Пета, как всегда, попыталась обратить все в шутку и подбодрить Эдварда, но правда была слишком ужасна, а еще страшнее его уверенность в ней.

– Подручные Коки уже обыскали оранжерею. Если бы яд оказался здесь, они бы давно его нашли.

Увидев через стекло, что Стивен разговаривает с Кокриллом у павильона, Пета воскликнула:

– А вот и Стивен! Пойдемте поговорим с ним, а заодно поболтаемся под ногами у Коки!

Кокрилл сверял принесенную ему обувь со следами на дорожке, откладывая в сторону одну пару за другой. Туфли Филипа и Клэр совпадали со следами, ведущими к окну домика по левой стороне дорожки.

– В любом случае у них взаимное алиби, – заметил Стивен, наблюдавший за этими манипуляциями.

– Есть такое понятие, как сговор. Хотя здесь я его не подозреваю. Элен Марч была последней, кто видел сэра Ричарда живым.

– Кроме Бро, конечно.

Кокрилл только начал расследование, и до Бро у него руки пока не дошли. Тем не менее он принял сказанное к сведению и снова призвал садовника.

– Вчера вечером, занимаясь дорожками, вы видели сэра Ричарда, сидевшего за столом?

– Нет, не видел, – заявил Бро, взглянув на Стивена, и в качестве приветствия чуть сдвинул фуражку назад.

– Он не сидел за столом?

– Я не знаю, сидел он там или нет, – с вызовом ответил садовник. – Шторы были задернуты.

– Шторы? Шторы на французском окне были задернуты?

– Да. Когда без двадцати девять я вышел посыпать дорожки, шторы были уже задернуты.

– Хорошо, я понял.

В этот момент из дома вышли Пета, Клэр и Эдвард, и инспектор подозвал их к себе.

– Клэр, вы-то мне и нужны, – сказал он, отпуская Бро. – Я бы попросил вас надеть эти туфли – вы ведь в них были вчера вечером? А теперь пройдитесь по дорожке, стараясь попадать в оставленные вами следы.

Клэр осторожно пошла по дорожке, чуть балансируя, чтобы попасть в первые четыре-пять следов. Однако новые следы не совсем совпадали со старыми.

– Попытайтесь пройти на цыпочках, – попросил Кокрилл.

Туфли Клэр были на танкетке, да еще на жесткой подошве. Поэтому пройти на цыпочках в них было невозможно, тем более попадая в прежние следы.

– Что и требовалось доказать, – проговорила стоявшая рядом Пета.

– Да. А поскольку у Клэр самая маленькая ножка в семье, ее следы не могут перекрыть чьи-то еще, даже если бы она этого хотела.

– Не понимаю, к чему клонит Коки, – проговорил Эдвард, находящийся в плену новой идеи, что инспектор вряд ли заподозрит его в сумасшествии или убийстве, если он в его присутствии будет тихо и невнятно бормотать, не блистая при этом умом.

– Он думает, что я оставила следы вчера вечером, когда ушла от вас, чтобы заняться ребенком, а утром прошла по дорожке, ступая в свои вчерашние следы. Но даже если бы я смогла это сделать, идя очень медленно и осторожно, а именно так я и шла, поскольку у меня в руках был поднос, то на обратном пути мне это вряд ли бы удалось, потому что, увидев деда, я сломя голову побежала к дому. Я ведь не индеец, который может ходить след в след, – сказала Клэр, уже обращаясь к инспектору.

– Это вполне очевидно, мисс. Благодарю вас.

Со стороны Клэр было очень неосмотрительно иметь такие маленькие ножки, потому что это означало, что она и только она проходила по посыпанной дорожке, причем только утром, когда и оставила следы. Все другие дорожки были девственно нетронутыми, а дверь в павильон была заперта. И сквозь розы пройти никто не мог – это очевидно. Вчера Пета только чуть задела их рукой, и с них сразу посыпались лепестки.

А итог получается такой, горестно думала Пета: без четверти семь клерк Стивена видел деда живым; после того как без четверти девять дорожки были посыпаны песком, к домику никто не подходил; значит, убить его могли только в течение этих двух часов. В семь часов десять минут она, Пета, вместе с Беллой приходила к нему, после них его видела Элен, а потом – потом Эдвард двадцать минут где-то пропадал. Коки все посматривает на Эдварда блестящими глазками-бусинками, а противный злой Стивен думает только о том, как бы соблюсти дурацкие законы, вместо того чтобы защищать людей, которых он вроде бы любит, и ничуточки не заботится о человеке, который, кажется, любит его. И вообще все жутко и отвратительно, а самое ужасное то, что дедушка мертв – и лежит скрюченный и невыносимо жалкий в каком-нибудь холодном бездушном морге, где его располосуют, чтобы узнать, не прикончили ли старика любящие родственники. Дед, властный, но бесконечно доброжелательный, покинул этот мир, а его семья озабочена лишь тем, кто, как и почему помог ему в этом. Мир сошел с ума, и в нем не осталось места для обычного человеческого горя, нежности, сострадания и угрызений совести. Дед был убит и сразу же забыт всеми близкими. Горевать по нему никто не собирался – и это было страшнее всего.

Белла сидела в доме, горестно пытаясь справиться со всеми формальностями, сопровождающими смерть: письма, телеграммы, телефонные звонки, объявление в «Таймс» – как сообщать о смерти человека, который, по подозрению полиции, был убит? – уведомление властей о вскрытии, дознание, вероятность задержки похорон. Беспомощная, вся в слезах, она неожиданно обрела мощную поддержку в лице Элен, чья бескомпромиссная нетерпимость ко всякого рода сантиментам и проволочкам словно косой прошлась по ее трепетной нерешительности.

– Просто напиши «умер в собственном доме, в кругу семьи». Ведь это же правда, именно это и произошло, он действительно умер в собственном жилище. Дата похорон? Ее лучше не указывать, потому что похороны могут задержаться. Да и зачем? Все равно придется менять. Обед? Ну, конечно, старая карга должна приготовить нам обед. Мы же толком не позавтракали, а есть все равно надо, дорогая. Без этого не обойдешься. Да, я понимаю, что ты даже думать не можешь о еде, но… Нет, они не бессердечные, просто… О господи! Опять этот телефон!

Филип мрачно слонялся рядом, пытаясь помочь, но только всем мешая. Клэр, возвратившаяся вместе с остальными из павильона, небрежно предложила ему:

– Почему бы нам не прогуляться по саду и немного не отвлечься? Мы можем спуститься к реке.

Филип застыл в нерешительности.

– А как ты, Нелл? Не хочешь на свежий воздух?

Но Элен, занятая надписыванием конвертов, едва взглянула на него.

– Нет, благодарю. Я не собираюсь играть роль сводницы для собственного мужа.

А про себя с горечью подумала, что вполне в духе Клэр явиться из сада, блистая свежестью и красотой, и великодушно спасти Филипа от всех этих ужасных формальностей, в которые его вовлекла она, Элен. А заодно привлечь внимание к ее мятому желтому платью и неизменному бессердечию. В этом она была несправедлива к Клэр, которая, занятая собственными переживаниями, не слишком заботилась о том, какое впечатление производят на окружающих ее действия. Она сделала вид, что не слышала слов Элен, но Филип, последовавший за ней к реке, был явно раздражен.