Насильно твоя-2 - Мария Устинова

Я так и не узнала, почему он меня забрал.

Возможно слова «принадлежишь мне» и есть ответ.

Забрал, потому что это было по-мужски. Теперь он ощущает власть надо мной. Я живу благодаря ему, а говорят, это чувство может опьянять. Мы почти год вместе, а я совсем его не знаю, это наш первый вечер. Первое свидание.

— Вижу, тебе не нравится, — устало вздохнул он. — Я хотел порадовать тебя, а ты не визжишь от восторга, как другие. Старался угодить, только не пойму, что не так…

— Что ты, — перебила я, вдруг стало его жаль. Он выглядел разочарованным. — Это потрясающий подарок, просто… я не знаю, как реагировать, что сказать. Я впервые получила такую дорогую вещь.

— Вещи и должны быть дорогими. Я зарабатываю, чтобы тратить.

Эмиль всегда тяготел к роскоши. Из двух ценников выбирал тот, где цифра больше. Экономию презирал, как и тех, кто не умеет делать деньги. В его мире есть богатые люди и недостойные внимания. Интересно, откуда в нем это?

Помню, в феврале мы выбрались по магазинам — покупали продукты к ужину. Он сделал исключение и взял форель. Я страшно волновалась — форель я готовить не умела, а если что-то пойдет не так, Эмиль разозлится.

И слишком поздно вспомнила, что мы не купили лимон. Мне хотелось подлизаться, я предложила зайти в уличный павильон. «Дешевки в моем доме не будет, — отрезал он. — Я не стану, как другие, тратить жизнь на мусор!»

Для Эмиля это было все равно, что подобрать с помойки. Ниже достоинства.

— Ты был беден? — вдруг заподозрила я. — Да, Эмиль?

Он обернулся: взгляд стал тяжелым, челюсть напряглась. Одним глотком он допил бокал, и направился ко мне.

— Извини… — выдавила я, обескураженная его видом.

— Никогда я не был беден с тех пор, как это зависело от меня, — сдерживаясь, сказал Эмиль. Опустился рядом и нежно коснулся волос на затылке и шеи, затем притронулся к застежке колье, вызывая волну мурашек. — Бедность стыд для мужчины, маленькая. Я не хочу больше этого слышать.

— Не услышишь, — с близи на губах стали заметны белые шрамы. Те самые, от сигаретных ожогов.

Я больше не буду об этом говорить. Жар в каждом слове кричал о голодном детстве. И если раньше была крошечная надежда, что мой муж одумается, бросит борьбу, то теперь она окончательно умерла.

Такие люди не умеют останавливаться. Им всегда мало.

Я слишком долго смотрела на губы — Эмиль потянулся ко мне, а я рассмеялась, отворачиваясь. Шампанское еще не вскружило голову, я едва пригубила! Но рядом с ним впервые за долгое время почувствовала себя легко. Почувствовала, что отказывать не страшно.

— Не надо, — прошептала я, и провела пальцем по напряженной линии челюсти.

Я расслабленно устроилась на диване, поджав ногу. Туфля свесилась с пятки, словно шлепанец. Сердце билось сладко, болезненно — и очень приятно.

Эмилю не нравилось, но он остановился. Рассматривал меня, сцепив зубы, и выдвинув челюсть вперед, словно я его бесила, только это было не страшно. Грудь поднималась тяжело и ровно. Он принял мои правила. А может быть, знает — я никуда не денусь. Я принадлежу ему.

Мы смотрели друг другу в глаза, и кажется, физики ошибались. Магнетизмом обладает не только железо. Нас словно стягивала неведомая сила. Не знаю, зачем, просто хотелось стать ближе, как будто… это правильно. Как будто, так должно быть.

Сейчас он опять попробует, а я… Вдруг я не смогу, даже после его внимания и шикарного колье. Станет стыдно: он так старался, а я вновь напоминаю, что ущербная. Что не заслуживаю этого.

Я отвела глаза первой и хотела попросить остановиться, когда раздался спасительный стук в дверь.

— Ужин, — буркнул Эмиль. Сердце кольнуло: после ужина мы должны поговорить, а потом… Я не знаю, что потом будет.

Я ждала, пока он примет заказ.

У Эмиля всегда было четкое представление о мужских и женских обязанностях. Когда мы жили вместе, он ни разу не гонял меня к двери. Я прислуживала за столом, готовила, следила за домом. Он зарабатывал, занимался покупками, наверное, делал много другого, чего я не замечала в своем осеннем полусне.

Тяжелый сапфир непривычно давил на шею. Логичнее, если бы этот камень оказался на шее Анны или другой его любовницы. Хотя бы понятно, за что.

— Накрой на стол, маленькая, — попросил Эмиль.

Заказал он, что и всегда. Мне лосось, себе бифштекс с кровью. Овощи на гриле, салат. Среди привычных блюд я заметила десерт. Взбитые сливки, малина, шоколадная стружка.

— Это для тебя, родная, — пояснил он, садясь за стол.

Я опустила взгляд, села напротив и расправила на коленях салфетку. Кремовый текстиль красиво контрастировал с красным подолом. Эмиль снова наполнил мой бокал розовым шампанским.

Интересно, а как бы выглядели вечера, если бы все сложилось хорошо? Как сегодня? Вечное счастье — тихое, на двоих. У меня уже два часа не болело сердце, словно все зло, что нас окружает, осталось за стенами комнаты.

Я смотрела, как Эмиль с аппетитом ест, когда он спросил:

— Что ты делала в клубе?

Я вздрогнула от неожиданности. Узнала тон — тихий, жуткий. Он мгновенно разрушил идиллию.

— Ты помнишь, что я сказал? — продолжил Эмиль, разрезая мясо. — Вести себя тихо, не привлекать внимания, Дина. Ты плохо меня поняла?

— Прости, — пролепетала я. — Я просто… хотела отдохнуть.

— Не лги. Что ты там делала?

Спасала твою шкуру, дурак. Я так долго молчала, что он заговорил сам.

— Еще раз, Дина, не зли меня. Делай то, что говорю. Я не хочу, чтобы тебе причинили вред. Сиди дома, хорошо? И мы забудем этот разговор.

— Хорошо, — с облегчением сказала я. — В свою очередь, у меня тоже вопросы…

От удивления Эмиль перестал жевать. Да, я умею говорить не только, когда спрашивают.

— О чем ты хочешь спросить? — усмехнулся он.

Я сложила салфетку вдвое, пытаясь настроиться, и отважно сказала:

— Хочу знать истинную причину, по какой ты отписал мне «Парус».

Вилка и нож слабо звякнули об тарелку, когда он положил приборы. Взгляд был пронзительным, я видела, как раздулись ноздри. Быстро же мы перешли от нежности к семейной ссоре.

— Я говорил, — ровно напомнил Эмиль. — Тебе нужно на что-то жить. Ты ведь не умеешь зарабатывать, Дина. Ни образования, ни работы.

Крыть нечем: прав от первого до последнего слова.

— И я благодарна, что ты позаботился обо мне. Но ты мог оставить мне магазин. А через «Парус» ты отмывал деньги…

Взгляд Эмиля стал цепким и незнакомым, как у безжалостного дельца, который видит конкурента.