Жук на ниточке - Эдуард Шим

А грибники всё равно не замечают Опёнка. Ходят в голом лесу, собирают братцев маслят и сестриц сыроежек, в кузовки кладут. Неужели так и пропасть Опёнку ни за что ни про что?

Совсем холодно стало в лесу. Мутные тучи надвинулись, потемнело кругом, с неба снежная крупа сыпаться начала. И от этой снежной крупы сошли братцы маслята и сестрицы сыроежки. Ни одного картузика не виднеется, ни один платочек не мелькнёт.

На непокрытую голову Опёнка крупа тоже сыплется, застревает в кудрях. Но хитрый Опёнок и тут не сплошал: взял да и прыгнул в берёзовое дупло. Сидит под надёжной крышей, потихоньку выглядывает: не идут ли грибники?

А грибники тут как тут. Бредут по лесу с пустыми кузовками, ни одного грибка не могут найти.

Увидели Опёнка да так-то обрадовались.

– Ах ты, милый! – говорят. – Ах ты, храбрый! Ни дождей, ни снега не побоялся, нас дожидался. Спасибо тебе, что в самое ненастное время помог!

И низко-низко поклонились Опёнку.

Жил да был на свете Воробей.

Не городской воробей – деревенский. Городские – те скушно привыкли одеваться, серенько. А этот расписной красавец: шапка на нём коричневая, на щеках чёрные наушники и по каждому крылу две белые полоски пущены.

Летом хорошо жилось Воробью. И вольготно, и сытно. А пришла осень, и совсем худым стало житьё.

Льют дожди холодные, ветер-сиверко задувает, а еды так и вовсе не сыскать. Весь хлеб колхозники в амбары свезли, домашнюю птицу в сараи заперли – нигде зёрнышка не украдёшь. Загоревал Воробей, да нечего делать. Ты птица сорная, бесполезная, никто тебя задарма голубить не станет. Сам живи.

Вот и надумал Воробей лететь куда глаза глядят.

«Хоть земля, – думает, – и круглая, но должен же найтись на ней тёплый угол… Авось найду!»

И полетел.

Долго ли, коротко летел – притомился. Воробьиные крылышки куцые, такие за море не унесут. Мах, мах – да и впопыхах.

Запыхался Воробей и сел на лесной опушке.

Видит – растут кругом частые кустики, болотные кочки торчат, и ходят между кочек белые птицы с чёрными хвостами.

– Здоро́во! – сказал Воробей. – Вы чьи таковы?

– Мы белые Куропатки, – отвечают птицы. – А ты кто?

– Я, ребята, Воробей. Из деревни. Лечу тёплый угол для житья искать.

– Зачем тебе лететь? – удивились Куропатки. – Оставайся с нами.

– А хорошо ли живёте?

– Уж куда лучше. Было нам холодно, мы в зимнее толстое перо оделись. И тепло, и не видно нас. Было по снегу неловко ходить, мы лыжи приспособили из пёрышков. Теперь не проваливаемся. Было голодно, мы длинные когти отрастили, теперь снег роем, ягоду выкапываем. Чем не житьё?

– Ну, не-ет! – говорит Воробей. – Это не по мне. Забот полон рот: и шубу надо, и лыжи, да ещё ягоду копай!.. Прощай-те!

И дальше полетел.

Долго ли, коротко – добрался до светлого березничка. На ветку спустился. Видит – сидят на берёзе две птицы: обе пёстренькие, обе хохлатые.

– Здоро́во! – сказал Воробей. – Вы чьи таковы?

– Мы Рябчики, – отвечают птицы. – А ты кто?

– Я, ребята, Воробей. Из деревни. Лечу тёплый угол для житья искать.

– Зачем тебе лететь? – удивились Рябчики. – С нами оставайся.

– А хорошо ли живёте?

– Уж куда лучше. Было нам голодно, мы взяли да гладких камушков наглотались. И теперь животы у нас любую еду перетрут: и хвою, и почки, и серёжки, и веточки… Что твоя мельница! Было нам холодно, да мы в снегу спать научились. Нырнём в снег, будто в перину, – и до утра! Чем не житьё?

– Ну, не-ет! – сказал Воробей. – И это не по мне. Чтоб я камни глотал да в снегу спал… Прощайте!

И дальше полетел.

Долго ли, коротко – добрался до тёмного ельничка. На еловую лапу сел, огляделся. Видит – копошится рядом красная птица с носом, будто кривые ножницы.

– Здоро́во! – говорит Воробей. – Ты чей таков?

– Я Клёст, – отвечает птица. – А ты кто?

– Я, брат, Воробей. Из деревни. Лечу тёплый угол для житья искать.

– Зачем тебе лететь? – удивился Клёст. – Оставайся со мной!

– А хорошо ли живёшь?

– Уж куда лучше. Было мне голодно, я себе – эвон! – какой хитрый нос смастерил. Что твои щипцы! Теперь шишки лущу, семена из них тащу, до того сытно! Было мне холодно, стал я гнездо рубить. Тёплое будет, хоть под Новый год птенцов выводи… Чем не житьё?

– Ну, не-ет! – сказал Воробей. – И это не по мне. Нос тут ещё мастери, гнездо руби… Прощай!

И дальше полетел.

Долго ли, коротко летел – а тут лес и кончился.

Впереди – город большой. И видимо-невидимо там серых городских воробьёв!

– Здоро́во, братцы! – закричал Воробей. – Как житьишко-то?

– Живём не тужим! – отвечают городские. – Лучше всех! На помойке крошку украдём, из лужи водички хлебнём, у печной трубы погреемся… Чем не житьё?

– Вот это по мне! – сказал Воробей.

И остался в городе жить.

Стояли зимние дни, хмурые, тоскливые: рассветает поздно, темнеет рано, света белого не видать. Будто тянутся сплошные, долгие сумерки…

И вдруг улыбнулась погодка: выпал чистый мягкий снежок, с неба тучи ушли, солнышко проглянуло. И так-то сделалось славно в лесу! Сахарный снег блестит-переливается, все деревья цветными сделались: ёлки – с коричневой шкуркой, сосны – с жёлтенькой, осинки – с зелёненькой, берёзки – с пёстренькой, будто в родимых пятнышках. И над всем лесом голубое небо сияет.

Развеселились лесные жители, игры затеяли. «Хоть на денёк, – думают, – зимнюю скуку стряхнём!»

Одному лишь старому Ворону нет охоты веселиться. Какое старику веселье? На белый свет посмотрит – глазам больно. На голубое небо взглянет – голова кружится.

– Экая дрянь, – говорит, – кругом! Пёстро, шумно… Спокойно подремать не дадут!

Снялся с берёзы и полетел местечко потемней да поглубже искать.