Крики прошлого. Часть I - Гело Никамрубис

Думаю, он просто хотел себя так обезопасить, подписав меня на это дело. Я должен был стать сам заинтересованным в том, чтобы никто лишний никогда не узнал о его, а после наших, делишках. Я понимал, что если я откажусь, то меня может настигнуть судьба того несчастного, тело которого валялось за мусорным ящиком. Я согласился. Должен признаться, мне даже было интересно побыть крутым парнем в большом мафиозном семействе. Были люди, которым я отдавал товар без денег, по договоренности вышестоящих, но были и мелкие торчки, для которых я загибал цену втайне от отчима. Моя самооценка взлетела до небес, когда я стал зарабатывать в десять раз больше, чем мой учитель математики.

Виктор делал вид, что внимательно его слушает, хоть и не понимал, для чего он все это рассказывает. «Неужели он думает, что мне в моем положении есть дело до его жизни?», – недоумевал Виктор, но, тем не менее, терпеливо ждал, когда странный наркоторговец закончит свою историю, ведь он ему нужен, вернее, ему нужно оружие, которое тот сможет для него достать. По крайней мере, Виктор на это надеялся. Тем не менее, Филипп все продолжал свой рассказ:

–Я стал тратить, и это не могло остаться незамеченным. Семейные сцены с истерическими допросами матери и актерская игра Аркадия. Ведь он знал, откуда у меня деньги, но не мог ничего сказать. Видимо, он все-таки дорожил отношениями с моей мамой. После я стал баловаться легкими наркотиками, мне было уже мало легальных удовольствий, которые можно купить за деньги. Отчим быстро об это узнал и надавал мне подзатыльников. Но я его не боялся. Я стал наглеть и пользоваться положением. И вот однажды я решил попробовать настоящий сильный наркотик – героин. Попросил одного из своих тогдашних приятелей, чтобы он все сделал и для меня, так как я не имел опыта. Ты, наверно, думаешь: «Какого черта он все мне это рассказывает?». Ну ничего, осталось немного. Так вот, сидим мы в одном из притонов, Лева – так звали приятеля и постоянного клиента по совместительству – все подготовил для моего первого раза. После укола, я сразу почувствовал не ту обещанную легкость и эйфорию, а невыносимую тяжесть как внутри, так и снаружи. Стены и потолок давили на меня, и мне казалось, что вот-вот они меня раздавят. После у меня пошла пена со рта. Передозировка. Лева запаниковал и стал бегать вокруг меня, как ошпаренный. Странно, я не мог шевелиться, но я все видел и понимал. Как будто тело не мое и не поддается моей воле, но разум-то мой. И чувства все тоже мои. Этот придурок не нашел ничего лучше, чем позвонить другому диллеру. Тот же в свою очередь сообщил Аркадию. Не знаю сколько времени прошло, но довольно-таки вскоре прибыл Аркадий. Он приказал всем немедленно выйти из помещения и держать свой рот на замке, иначе они все будут трупами. Думаю, ему поверили, и через мгновение в комнате никого не осталось, за исключением меня и моего отчима, конечно. «Что ты наделал?!» – повторял он. «Что я скажу твоей матери? Но ничего. Я тебя проучу». Не знаю, догадывался ли он, что я его слышу и все понимаю в этот момент, но я так и продолжал лежать с пеной у рта, совершенно не шевелясь. Он расстегнул ремень, и я, было, подумал, что он на эмоциях решил меня им избить. Но потом он отстегнул и пуговицу на штанах… – Филипп замолчал. Помещение погрузилось в унылое молчание. Виктор «переваривал» то, что ему рассказали, а Филиппу же, видимо, было трудно дальше продолжать. Так они и сидели, уткнувшись в пол в течение двух минут, а после хозяин комнаты продолжил.

– Так что я прекрасно понимаю, что ты сейчас чувствуешь. Хоть тогда я не мог двигаться, я все прекрасно понимал и чувствовал. В следующий раз не спеши кричать человеку, что он не может тебя понять, не зная его достаточно. А никто не может знать друг друга в достаточной мере. Мы и себя-то понять не можем – куда там до других. Но всем ведь так хочется думать, что они все знают, все понимают. Что поделать – такова уж наша природа. Не думаю, что Аркадий был в себе, когда совершал это со мной. Хоть он, как мне кажется, думал, что я ничего не пойму и не вспомню, когда приду в себя, все-таки он стал странно вести себя. Постоянно прятал глаза от меня. Совсем не спорил с моей мамой, а лишь просил прощения и со всем соглашался. Стал замкнутым. У него появились проблемы со своими боссами, что подлило масло в огонь его депрессии. Но меня это не успокаивало. Я ненавидел его всем сердцем и, так же, как и ты, желал ему смерти. Каждую ночь, когда он спал с моей матерью, я приходил к ним и смотрел на него. Несколько раз я приходил с ножом и был полон решимости перерезать ему глотку. Думаю, он это видел, но вида не подавал. И только любовь к маме меня останавливала каждый раз. Каждый день я просыпался с мыслью, что сегодня я его прикончу, но так же каждую ночь я засыпал с мыслями о матери. Она его любила, а я не мог ей рассказать обо всех секретах её возлюбленного. В итоге я перестал заниматься делами и стал готовиться к поступлению в университет. В конечном счете Аркадий пристрелил себя в своей мастерской, перед этим написав записку, в которой он слезно просил у всех прошения за его деяния и слабость. Ничего конкретного, конечно, он не написал. Милиция сразу записала в деле «суицид», и никаких разбирательств не было. Понимаешь, к чему я веду?

– Понимаю. А ты простил его в итоге, своего отчима?

– Я не стану отвечать на этот вопрос, да и нет смысла в том, простил я его или нет.

– Но ты же сказал, что отошел от дел? Почему ты снова вернулся? – поинтересовался Виктор. Пряча глаза, Филипп ответил.

– Это уже совсем другая история, и у меня нет ни желания, ни времени ее рассказывать.

Сообразив, что настаивать не стоит, Виктор вернулся к старой теме.

– Егор мне не отчим, не брат. Он мне никто, так что у меня все-таки другое.

– Дурак! Ты так ничего и не понял! Отец Егора – очень влиятельный и опасный человек. Ты подумал о своих близких? Что с ними будет, когда Борис Сергеевич узнает, что ты сделал с его