Фанера над Парижем - Людмила Милевская

Роза из того, что я сказала, ничего не поняла, но пришла втакой ужас, что схватилась за сердце и запричитала:

— Тома, наша бедная Тома…

— Срочно еду к Тамарке! — заявила я и помчалась в прихожую.

— Встретимся вечером у Коровина, — торопливо бубнила Роза,пока я нервно меняла ее древние тапки на свои новые туфли.

— Да, встретимся там, — согласилась я, выскакивая изквартиры.

— Сумку! Сумку забыла! — догоняя меня, закричала Роза. —Боже! Какая ты растеряха! Бедная Тома! Бедная Леля! Бедная ты!

«Бедная Роза! — входя в лифт, подумала я. — Как она за всехпереживает».

* * *

Тамарка была в офисе своей компании; сидела в собственномкабинете, с умным видом изучая экран монитора. Я заглянула — ничегоинтересного: колонки цифр и справа непонятного смысла приписки к ним. На чтотратится жизнь?

Однако я заробела, потому что принесла плохую весть и незнала, как ее сообщить.

Произошло это самым естественным путем, как все у меняпроисходит. Даже опомниться не успела, как Тамарка уже все узнала. Но это вдальнейшем; пока же я, волнуясь, топталась у стола, ломая голову, с чегоначать.

— Мама, чего тебе? — не отрываясь от монитора, буркнулаТамарка.

Меня мгновенно пробрало зло. Как это — чего? Сама послаламеня на разведку к Леле, а теперь глупые вопросы задает. Уж чья бы коровамычала, а ее должна была бы от горя рвать волосы на одном месте (я имею в виду,конечно же, голову.)

— Тома, — сообщила я гробовым голосом, — я совсем тебя непонимаю. Ты бы должна ждать меня как манны небесной. Ты не в монитор смотри, ана меня. Сидишь тут и не подозреваешь, что тебе полный писец пришел, говорянецензурно, как ты это любишь.

Тамарка оставила в покое монитор и, как я велела,вытаращилась на меня. Ужас в ее глазах я прочла уже с садистским удовольствием.Будет знать, как пренебрегать друзьями. Я, как дурочка, ходила ради нее вразведку, бросила все свои дела, и вот тебе благодарность — она смотреть наменя не хочет.

— Почему мне писец? — цепенея, спросила Тамарка.

А у самой уже полные штаны от страха. Как все же легкопугать этот богатый люд. Одно удовольствие. Сами себя порой боятся, хоть ивзятки регулярно дают. Насколько проще честно… не работать, как это делаю я.

Однако обида обидой, а Тамарка не чужой мне человек. У самойза нее душа болит постоянно и без всякой причины, а тут еще приключилось такоенесчастье.

— Тома, — скорбно сообщила я. — И Леле, и тебе — писец.Туринского нет в живых.

— Да ну-у! — сказала Тамарка и окаменела. Пришлось ееполивать водой, чтобы она очнулась, а как очнулась — сразу действий захотела.

Вскочила с воплями:

— Что? Где? Когда?

Видимо, эти вопросы уже сидят в подкорке у нашего поколения.

— Тома, успокойся, приземлись и послушай, — начала ее яуговаривать.

Она, молодчина, быстро взяла себя в руки, уселась в кресло,закинула ногу на ногу, закурила, жадно затянулась сигаретой, твердо сжала губыи затем, с прищуром глядя на меня, решительно скомандовала:

— Рассказывай.

Я выпалила на одном дыхании:

— Была вчера у Лели, банкира похитили, требуют выкуп, ноплатить уже не за кого, банкир умер от сердечного приступа и клаустрофобии.

— Сколько требуют? — с ходу, не думая, спросила Тамарка.

Я назвала сумму, а она нервно рассмеялась и рявкнула:

— Чушь. В таком случае Турянского похитили с какой-то другойцелью. Выкуп похитителям не нужен, он для отвода глаз.

— С чего ты взяла? — растерялась я, справедливо считая своианалитические способности на несколько порядков выше Тамаркиных.

— А с того, что, прежде чем похищать банкира, неплохо бы дляначала выяснить, Сколько родственники смогут выложить за его персону. Сумму же,названную тобой, не смогут выложить даже за президента, укради его кто-нибудь стой же целью.

Тамарка изрекла это с таким высокомерием, и апломбом, чтоневозможно было ей не возразить. И я возразила.

— А Леля сказала, что если бы похитили ее, то Турянскийнашел бы для выкупа требуемую сумму, — ядовито сообщила я.

— Твоя Леля или дура, или не петрит в этих вещах, — отрезалаТамарка, из чего я сделала заключение, что дурой она считает как раз меня,потому что на Лелю ей плевать.

— С какой бы целью ни похитили Турянского, в живых его уженет, — мстительно напомнила я. — Следовательно, кредита тоже не будет.

— Леле предъявили труп?

— Пока нет, но, думаю, в конце концов предъявят.

— Что значит «в конце концов»? — рассердилась Тамарка.

— А то и значит, что пока Лелю водят за нос, дают ейпослушать голос мужа, записанный на магнитофон. И будут водить до тех пор, покаона все не продаст и им не заплатит, а потом и труп предъявят, — заверила яТому.

— А ты что, в сговоре с похитителями? Ты-то обо всем этом ио смерти Турянского откуда знаешь?

— Сон мне был — это раз. Аналитическим методом дошла на базеполученной информации — это два. Роза уже в восторге от моих способностей.

Боже мой, как психанула Тамарка. Сначала чуть дымом неподавилась — она как раз затягивалась сигаретой, когда я делала свое важноесообщение, — а потом, прокашлявшись, как завопила:

— Мама, ты невозможная! Иди ты в задницу со своимианалитическими способностями! Турянский жив, а ты идиотка!

Я, конечно, могла бы обидеться и уйти, если бы не любилаТамарку. Но я ее с детства любила (кстати, без всякой видимой причины), к томуже болела за нее всей душой, и потому не ушла, а сказала:

— В любом случае, Тома, компания твоя накрылась сапогом.

Почему сапогом, до сих пор не знаю. Видимо, этипятисотдолларовые сапоги мне костью в горле стали. Однако Тамарка схватилась заголову:

— Господи, Мама, лучше бы ты на карнизе осталась!

— Компании капут, где бы я ни была, — заверила ее я.

Тамарка призадумалась.

— Ох, Мама, — наконец устало посетовала она, — какая же тыневозможная. Я тебя за чем послала?

— Чтобы про Турянского разузнать.

— А ты чем занимаешься?

— Этим и занимаюсь.

— Ага, этим. Мама, ты невозможная. Уже взялась за дело,неугомонная, везде нос свой длинный сунуть успела, черт знает что ещесотворила, Розу посвятила в мои дела, скоро весь город к этому делу привлечешь.Я полагала, что ты умней.