Мы вас построим - Филип Киндред Дик

из окон, кто-то щелкал фотоаппаратом, а женщина с маленьким ребенком махала и улыбалась. Гигантский звездолет пролетал, сотрясая землю струями отработанных газов, вылетавших из сопла. Оболочка корабля при ближайшем рассмотрении выглядела потрепанной – изрытой астероидами, местами обгоревшей.

Вот пролетает оплот нашей надежды, сказал я про себя, щурясь на солнце, но не желая отводить глаз от удалявшейся махины. Что он везет из космических далей? Образцы грунта или обнаруженные впервые ростки неземной формы жизни? А может, наоборот, осколки древних цивилизаций, найденные в вулканическом пепле чужих планет?

Скорее всего, кучу бюрократов, одернул я сам себя. Всякие там федеральные служащие, конгрессмены, техники, военные наблюдатели, ученые, может, репортеры и фотографы от «Лук» и «Лайф» или даже целые команды с программ Эн-би-си и Си-би-эс. Но и в этом случае зрелище впечатляло. Я тоже помахал рукой вслед удаляющемуся кораблю.

Забравшись обратно в машину, я задумался. Может быть, недалек тот день, когда на лунной поверхности выстроятся ровные ряды типовых домиков. С телевизионными антеннами на крышах и розеновскими спинет-пианино в гостиных… И вполне вероятно, уже в следующем десятилетии я буду помещать свои объявления в газетах совсем других миров. Ну разве это не романтично? Разве не связывает нашу деятельность с далекими звездами?

Хотя, наверное, имелись и более прямые связи. Пожалуй, я мог понять страсть Прис, ее маниакальную зависимость от Барроуза. Он был тем звеном, что связывало нас, простых смертных, с далекими галактиками. Причем и в моральном, и в физическом, и в духовном смыслах. Он присутствовал как бы в двух реальностях – одной ногой стоя на Луне, а другой находясь в реальном Сиэтле или Окленде. Без Барроуза наши мечты о космосе оставались лишь мечтами, он же своим существованием превращал их в реальность. При этом сам он вовсе не трепетал от грандиозной идеи застройки лунной поверхности, для Барроуза это была только еще одна, пусть и многообещающая, деловая перспектива, так сказать, высокорентабельное производство. Даже более выгодная, чем эксплуатация трущоб.

Итак, назад в Онтарио, сказал я себе. Пора возвращаться к нашим симулякрам – новым заманчивым изобретениям, разработанным как приманка для мистера Барроуза. Благодаря им мы выделимся в его глазах и сможем надеяться на достойное место в его мире. Это наш шанс остаться в живых.

Вернувшись в Онтарио, я сразу отправился в «Объединение МАСА». Еще подъезжая к зданию и выискивая место для парковки, я заметил большую толпу, собравшуюся у нашего офиса. Вернее, у нового павильона, отстроенного Мори. «Вот оно, – сказал я себе с ощущением безнадежности. – Началось».

Я припарковался и поспешил смешаться с толпой у застекленной витрины. Там внутри мне удалось разглядеть высокую сутулую фигуру за столом. Знакомые черты лица, борода – я узнал Авраама Линкольна, писавшего письмо за старинным шведским бюро орехового дерева. Знакомая вещица. Раньше она принадлежала моему отцу и была перевезена сюда из Бойсе специально для этого шоу.

Это меня неожиданно рассердило. И при всем при том я не мог отрицать аутентичность нашего симулякра. Линкольн, одетый в одежду своей эпохи, с гусиным пером в руке, получился удивительно похожим. Если б мне не была известна вся предыстория, я, пожалуй, решил бы, что это какая-то фантастическая реинкарнация бывшего президента. Черт побери, а не могло ли быть все именно так? Возможно, Прис в чем-то права?

Оглядевшись, я заметил табличку на витрине, где красиво отпечатанными буквами сообщалось:

ПЕРЕД ВАМИ АУТЕНТИЧНАЯ РЕКОНСТРУКЦИЯ АВРААМА ЛИНКОЛЬНА, ШЕСТНАДЦАТОГО ПРЕЗИДЕНТА СОЕДИНЕННЫХ ШТАТОВ. ПРОЗВЕДЕНО КОМПАНИЕЙ «МАСА ЭЛЕКТРОНИКС» СОВМЕСТНО С ФАБРИКОЙ РОЗЕНА ПО ПРОИЗВОДСТВУ ЭЛЕКТРООРГАНОВ, ГОРОД БОЙСЕ, ШТАТ АЙДАХО. ВЫСТАВЛЯЕТСЯ ВПЕРВЫЕ. ОБЪЕМ ПАМЯТИ И НЕРВНАЯ СИСТЕМА ВЕЛИЧАЙШЕГО ПРЕЗИДЕНТА ВРЕМЕН ГРАЖДАНСКОЙ ВОЙНЫ В ТОЧНОСТИ ВОСПРОИЗВЕДЕНЫ СТРУКТУРОЙ УПРАВЛЕНИЯ И МОНАДОЙ ДАННОГО УСТРОЙСТВА. ОБЕСПЕЧИВАЮТ ПОЛНОЕ ВОСПРОИЗВЕДЕНИЕ РЕЧИ, ПОСТУПКОВ И РЕШЕНИЙ ШЕСТНАДЦАТОГО ПРЕЗИДЕНТА В СТАТИСТИЧЕСКИ ОБОСНОВАННОЙ СТЕПЕНИ. ПРИГЛАШАЕМ ЖЕЛАЮЩИХ.

В объявлении четко была видна рука Мори. Взбешенный, я протолкался через толпу и попытался войти в павильон. Дверь оказалась запертой, пришлось открывать ее своим ключом. Внутри я увидел новенький диван в углу комнаты, на котором сидели Мори, Боб Банди и мой отец. Они внимательно наблюдали за Линкольном.

– Привет, дружище, – обратился ко мне Мори.

– Ну что, успел вернуть назад свои денежки? – спросил я.

– Да нет. Мы ни с кого денег не берем – простая демонстрация.

– Эта дурацкая надпись – твоя выдумка? Да я и сам знаю, что твоя. И какого рода уличную торговлю ты планируешь открыть? Почему бы вашему Линкольну не продавать ваксу или моющее средство? Что ж он просто сидит и пишет? Или это является частью рекламы кукурузных хлопьев?

– Он занят разбором ежедневной корреспонденции, – сказал Мори. И он, и Боб, и даже мой отец выглядели притихшими.

– А где твоя дочь?

– Она скоро будет.

– И ты не возражаешь против того, чтобы он сидел за твоим столом? – обратился я к отцу.

– Нет, mein Kind, – ответил он. – Ты бы пошел и поговорил с Линкольном, он не сердится, когда его прерывают. Вот чему бы я хотел у него научиться.

– Хорошо, – бросил я и направился к фигуре у шведского бюро.

Толпа по-прежнему глазела на всю сцену через витринное окно.

– Господин президент, – промямлил я, почувствовав комок в горле. – Сэр, мне неприятно вас беспокоить…

Я прекрасно знал, что беседую с механизмом, но в то же время не мог избавиться от нервозности. Вообще, меня бесила необходимость участвовать в дурацком спектакле наравне с машиной. При этом никто не позаботился дать мне бумажку с инструкциями, предоставив самому решать все проблемы. Если б я мог их решить! Почему бы не обратиться к нему «мистер Симулякр»? Ведь, в конце концов, это правда?

Правда! А что означает «правда»? Это – как в детстве, когда тебе надо пересечь холл универмага и подойти к Санта-Клаусу.

Когда легче упасть замертво, чем сказать правду. Хотел бы я этого? В подобной ситуации признание правды значило бы конец всего, в первую очередь меня самого. Своей правдой вряд ли я сделаю больно симулякру. Что касается Мори, Боба Банди и даже моего отца, так они, скорее всего, ничего не заметят. Следовательно, мне надо было защищать прежде всего самого себя. Я осознавал этот факт очень четко, лучше всех, как в этой комнате, так и за ее витриной.

Подняв глаза, Линкольн отложил в сторону гусиное перо и сказал высоким, но не лишенным приятности голосом:

– Добрый день. Полагаю, вы – мистер Луис Розен?

– Да, сэр, – ответил я.

И мгновенно комната взорвалась в моих глазах. Шведское бюро разлетелось на миллион кусочков, и они, как в замедленном кино, полетели мне в лицо. Я закрыл глаза и упал ничком, даже не выставив вперед рук. Грохнулся на пол прямо у ног Линкольна, и тьма накрыла меня.

Это был обморок. Впечатление оказалось настолько сильным, что я потерял сознание.

Когда я пришел в себя, то обнаружил, что сижу в углу офиса, опираясь на стену. Надо мной склонился Мори Рок. В одной руке у него дымилась привычная «Корина», в другой он держал открытую бутылочку нашатырного спирта, которой помахивал у меня перед носом.

– О боже, – произнес он, увидев, что я очнулся. – У тебя на лбу шишка величиной с яйцо.

Я пощупал свой лоб – шишка была скорее с лимон. И я ощущал соленый вкус на губах.

– Похоже, я потерял сознание.

– Ну да, а то как же.

Теперь я увидел своего отца, топтавшегося поблизости, а также – что совсем уж было малоприятно – Прис Фраунциммер в длинном сером плаще. Она расхаживала взад-вперед, бросая на меня презрительные взгляды. Видимо, мой