Золотое сечение Иуды - Валерий Ламзов

– Теперь я понимаю, почему с «Тайной вечерей» происходят такие непонятные метаморфозы. Видимо, Богу она действительно была неугодна, – произнес Ванин, когда Иуда закончил свою речь.

– Завершив работу над картиной и столкнувшись с проблемами, которые стали ее преследовать, причем сразу же после написания, он даже мысли не допускал о том, что это кара божья. Он пришел к умозаключению, что причиной всех неприятностей была элементарная человеческая ошибка.

– И в чем же она заключалась? – поинтересовался Ванин.

– Дело в том, – продолжа Иуда, – что картина находилась в трапезной монастыря, где постоянно были люди и еда. Кроме того, картина после написания уже считалась шедевром. И паломников, желающих ее посмотреть, было великое множество. То бишь, в помещении постоянно находились большие группы людей, что позволяло монастырю безбедно существовать. В те времена очень боялись чумы. И монахи всегда тщательно делали влажную уборку с обязательным добавлением уксуса. Так что на первой стадии ее разрушения надо винить не господа Бога, а уксус.

– Вот это новость! – воскликнул Ванин. – А я-то уж думал… Кстати, продолжал Иуда, это ни сколько не умаляет ни гения Леонардо, ни величие его творения. Во время последней мировой войны, по-моему, это было 15 августа, трапезная подверглась авиационной бомбежке, и уцелела только одна стена, на которой было изображение «Тайной вечери». Удивительно, не правда ли? Картину преследует несчастье за несчастьем, а здесь уничтожается весь церковный комплекс, а остается только картина, на которой изображение да Винчи, его творение. Потом с 1951-го по 1999-й год ее просто зареставрировали до неузнаваемости. Картина целиком утратила следы кисти своего создателя.

– Так что же это получается? – возмутился Ванин. – Копия, сделанная в моем доме, является фактически копией из копий? И здесь ничего нет от настоящего?

– А я? – удивился Иуда. – Разве для Вас, брат мой, этого недостаточно?

– Это да, – согласился Ванин. – С Вами не соскучишься.

Он уже отошел от недавнего кошмара окончательно и решил перейти в наступление.

– Вот мы с Вами все о Леонардо говорим. А как же так получается, что Вы, Иуда из Кариот, господа Бога нашего предали? Это тоже мистификация какая-то?

Иуда притих и как-то сразу осунулся, положил на колени руки и опустил голову. Вид его в ночном колпаке и махровом халате больше был смешной, чем печальный. Он посмотрел на собеседника глазами, полными печали. Ванин вздрогнул.

– А Вы, брат мой, предавали кого-нибудь, когда-нибудь?

Ванин не ожидал такого поворота событий после разговора о Лизе. Ему не хотелось слышать ни о чем подобном, но он ответил:

– Один случай ты уже знаешь.

Иуда печально улыбнулся.

– Я все ваши случаи знаю, начиная с момента вашего рождения. Я Вам все их расскажу, как бы Вам этого не хотелось, брат мой Сергей.

– Но зачем? – вскрикнул перепуганный Сергей Арнольдович. – Кому это надо?

– Вам, – резко остановил его Иуда и продолжил. – Вы же хотите идти дальше? Поэтому необходимо произвести ревизию сделанного: отобрать лучший опыт, избавиться от слабостей и сделать глубокий анализ ошибок, иначе двигаться вперед невозможно. Но это только в том случае, если плохое Вы называете плохим, а хорошее называете хорошим. Потому как может получиться так, что ваше хорошее для людей плохое. Вы со мной согласны?

Ванин думал, и потом, помолчав еще какое-то время, ответил:

– Наверное, это будет не очень приятно, тем более, что такие вещи в памяти долго не живут, но ради дела я согласен.

– Вот и договорились, – почему-то радостно воскликнул Иуда, подходя к картине и вновь обращаясь к Ванину, – Посмотрите внимательно на картину. Здесь изображены 12 апостолов и Учитель Иисус Христос. Спросите любого человека на Земле, кого он знает из всех, изображенных на полотне. Я гарантирую Вам, брат мой, укажут Его, Иисуса, и меня, Иуду из Кариот.

– Это правда, – согласился с ним Ванин.

Но Иуда продолжал:

– Все эти фрески, различные религиозные изображения, они, безусловно, очень важны в жизни истинно верующих людей, и имеют огромную чудодейственную силу, особенно иконы. Отдельные из них с изображением ликов святых, намоленные столетиями, могут даже вызывать истинное чудо, а порой и исцеление. Но мало что из них имеет отношение к той реальности, которая существовала и в которой мы жили за много веков назад. Мало кто знает, что мы с Иисусом на самом деле знали о существовании друг друга с детства.

Уже много позже, после того как Иисус принял на кресте мученическую смерть, в народе был распространен слух, будто бы меня, больного пятилетнего ребенка, страдающего падучей болезнью, родители привели к юному Иисусу. Ему было в то время больше восьми лет. Он был уже известен своими чудотворными делами. А я в припадке падучести якобы укусил его за бок, в который потом стражник воткнул копье.

– Чушь собачья, что здесь правда и что ложь? – Иуда говорил все это, странно жестикулируя руками, будто пытался доказать еще кому-то, незримо присутствующему в зале, свою правоту. – Правда то, что одним прикосновением руки Иисус избавил меня от хвори, и с тех пор я забыл, что такое болезнь. Все остальное – это выдумки больного воображения злопыхателей, завистников или одуревших фанатиков.

– И вот еще что, – продолжал Иуда, – современники относились к Иисусу не как к Богу, а как к кудеснику, к волшебнику и потом уже как к мессии, который нес божье слово людям. Он был первый, кто донес до нас правду о Боге, о сути веры в него. Тогда все его искали и ждали. И в то время, как бы сейчас сказали, было поголовное увлечение различными сектами. А еще больше было самозванцев, которые дурачили людей. Но Иисус – это было нечто совершенно иное. Кто хоть раз услышал его проповеди, становился его вечным рабом и послушником. Он говорил людям прописные истины, и эти истины в его устах превращались в чудодейственную силу. Люди открывали после его речей сами себя, свой внутренний мир. Естественно, что у такого человека, при жизни ставшего чуть ли не божеством, не могли не появиться враги. И я с тех самых пор моего исцеления и до самой его мученической смерти был с ним рядом, за исключением нескольких кратких расставаний. Мне и в голову не приходило, что я стану когда-то одним из его учеников. Но человек предполагает, а Бог, то бишь Он, располагает.

Шли годы. Слова Иисуса вышли далеко за пределы Иудеи. Его проповеди передавались из уст в уста, переписывались. Слова его становились молитвами. А я, как бы это сейчас сказали, был повстанцем. Партизанил против римских оккупантов. Идеи и мысли Иисуса были очень близки порабощенному народу, уставшему от вечных исходов с родной земли. И он, Иисус, фактически был духовным лидером нации, народа. Повзрослев и поумнев, я присоединился к нему и к его апостолам, то есть ученикам. Естественно, что Он принял меня как родного, ведь мы знали друг друга с детства, что многим из его апостолов не понравилось. По тем временам у меня было весьма недурное образование. Я увлекался математикой, хорошо знал латынь, а апостолы постоянно ревновали меня к нему. Но как бы там ни было, я был его давним приятелем и ближе других по понятиям. Мы часто оставались вдвоем, вели всякие задушевные разговоры. И Иисус был абсолютно убежден, что народ Иудеи с божьей помощью избавится от поработителей. Надо только набраться терпения. Речи и мысли его настолько были понятны и завораживающи, что я готов был сутками не отходить от Него. Нет ничего удивительного в том, что простой люд, услышав его однажды, передавал его слова из уст в уста. Однако, что бы там не говорили, Он жил среди нас в образе и подобии человека, и жизнь его повседневная тоже была человеческая. Другое дело, что он обладал божественным даром и не одним.