Непристойный танец - Александр Бушков

Каждый не за страх, а за совесть проверял запальники,которые мастерил. Проклятую трубку полагалось изо всех сил трясти после пайки,чтобы убедиться, что кислота не просачивается. Ежели после нескольких минутэтих упражнений содержимое не вытекало, запальник на три-четыре дня оставлялилежать на ватке, пропитанной особой легковоспламеняющейся смесью. Коли ватка витоге так и не вспыхивала – изделие считалось доброкачественным.

Однако неугомонный товарищ Козлов однажды придумал довольнотяжкое испытание…

Он вошел в мастерскую своей обычной, слегка развалистойпоходочкой, одетый в новенький и элегантный, только что от хорошеголёвенбургского портного костюм. Подошел к столу, в своей обычной чуточкунебрежной манере взял чей-то запальник, повертел. Обвел «студиозусов» взглядом,и в глазах сверкнула этакая дьявольская искорка…

– Ну-с, отлично, запальники проверены, я вижу… –сказал он небрежно. – Теперь вот что… Разбейтесь на пары. Каждый в карманпо запальнику – и шагом марш за город, на бывший артиллерийский полигон.Пешком, товарищи, пешочком… Я впереди, все остальные за мной. Дистанция межпарами – пятьдесят шагов. Всем ясно?

В подвале стояло угрюмое молчание.

– Значит, ясно, – усмехнулся Козлов. – Ну,быстренько! – сказал он и, сунув в карман один из запальников, такой жеразвалочкой вышел.

Чтобы попасть за город, на заброшенный полигон, нужно былопройти по городу верст пять – учитывая, что запальник может и полыхнутьпрямо в кармане. Прогулочка не из тех, что доставляют удовольствие…

На полигоне запальники бросали сначала запаянными, в каковомсостоянии взрываться им не полагалось, потом – в боевом, открыв донышко.

Оказалось, что все это было лишь «первым курсом». Началосьсамое рискованное – самостоятельное изготовление взрывчатых веществ:пироксилина, «менделеевского пороха», динамита. Но самым вредным и опаснымоказалось приготовление мелинита – той самой взрывчатки, что была изобретенаскандально известным французским умельцем Тюрпеном, а во время русско-японскойвойны печально и широко прославилась под именем «шимозы». Знакомый с «шимозой»отнюдь не понаслышке Сабинин хорошо представлял себе ее колоссальную взрывнуюмощь. Впрочем, о том же говорил и Козлов, требовавший от «студентов» особойосторожности. И все равно каждый, кто плавил в подвале особый состав, могсчитать себя в процессе этого увлекательного занятия наполовину покойником.

В общем, накопленные в подвале запасы всевозможнойвзрывчатки были таковы, что уютный пансионат в любой момент мог взлететь навоздух в самом прямом смысле слова. На его месте осталась бы приличных размеровяма, а близлежащие доходные дома лишились бы всех оконных стекол до единого. Оттех, кто имел бы несчастье находиться в пансионате в этот момент, не осталосьбы ничего достойного упоминания и похорон. Правда, один из соучеников Сабинина,здоровый малый по кличке Петрусь (судя по некоторым обмолвкам, откуда-то сУрала), как-то заявил с ухмылочкой:

– Ничего, ребята, по крайней мере никто ни черта ипонять не успеет. От этого и жить полегче, а?

Сабинина это оптимистическое заявление отнюдь не утешило,как, впрочем, и остальных. Но что тут поделаешь? Пришлось и далее обитать надпороховым погребом, в любой миг способном преподнести сюрприз, посколькуокончание учебы не виделось даже и вдалеке – теперь они учились делать мины наякорях, ударные «адские машины», фитильные, снаряды с часовым механизмом ииндуктором. Только теперь Сабинин во всей полноте осознал, сколь серьезно иопасно террористическое подполье – настоящая наука, четкая организация,профессиональная выучка, кое в чем не уступавшая армейской…

Но каким мирным и уютным выглядел пансионат снаружи…

– Бездельничаете, Николай? – раздался у него надголовой веселый голос.

Он вздрогнул, поднял глаза. У лавочки стояли Кудеяр сКозловым, безукоризненные денди, франтоватые и свежие. Здесь же был и докторБагрецов, хозяин той части строения, что представляла собой короткую палочкубуквицы «Г». На втором этаже он обитал сам, а на первом держал практику.Сабинину порой приходило в голову: интересно, как держался бы сей почтенныйэскулап, знай он, ч е м наполнен подвал и какие последствия может повлечьчья-то оплошность или просто досадная случайность?

В том, что доктор ведать ничего не ведал, не было никакихсомнений – они как-то говорили об этом с Кудеяром, вводившим новичка Сабинина вкурс окружающей обстановки.

Доктор Багрецов в юности был крепко причастен к «Народнойволе», но со временем совершенно отошел от тогдашних нигилистов, вообще отреволюционных дел. Правда, в прошлом у него осталось что-то такое, что до сихпор мешало ему мирно обитать в Российской империи, и доктор много лет жил вЛёвенбурге, пусть и вполне легально, под своей собственной фамилией и снадлежащим российским паспортом, но тем не менее на родину не вернулся дажепосле широчайшей амнистии девятьсот пятого года. Что-то серьезнопрепятствовало, надо полагать. Даже Кудеяр толком не знал, хотя в память былыхзаслуг относился к доктору не без уважения и считал, что ему можно доверять (непосвящая, разумеется, в детали и подробности).

– Скорее уж не бездельничает, а предается поэтическиммечтаниям, такое впечатление, – сказал доктор.

Он был невысок, крепок и прямо-таки лучился жизненной силой.Несмотря на то, что в прошлом году ему стукнуло пятьдесят два, в бороде и усах,не говоря уж о шевелюре, не наблюдалось ни единого седого волоска. Будь онседым – как две капли воды походил бы на Дедушку Мороза, каким того изображаютна рождественских почтовых открытках: румяный, с крепкими, налитыми щеками,профессионально добрым, душевным взглядом из-под кустистых бровей. Среди«студиозусов», народа молодого, физически полноценного и отнюдь не чуравшегосяизвечных радостей жизни, давно уже кружили фривольные разговоры о том месте,какое занимает в жизни доктора Багрецова его очаровательная горничная Ванда,категорически отвергавшая любые поползновения определенного рода со стороныприлежных бомбистов. Глядя на доктора, Сабинин этим сплетням вполне верил –крепок был эскулап, полон здоровья, такой способен и заехать в ухо со всемнашим уважением, и не разочаровать вечерней порою белокурую красоточку Ванду сее вполне женским взглядом, умудренным и довольным…

– Вот почта, – сказал Сабинин, подавая Кудеяруневеликую стопочку корреспонденции. – Нет, это мое…

– Ну да, я вижу, иначе зачем бы вам вскрывать… –Кудеяр первым делом бегло прочитал открытку и, как заключил Сабинин, был еесодержанием неприкрыто обрадован. – Николай, что-то вы и в самом деленесколько бледны, поэтически, как говорится… Здоровы?

– Да в общем-то… – пожал плечами Сабинин, громкопрокашлялся. Давало о себе знать тесное общение с «шимозой».

– Кашляете, голубчик, нездорóво, – сказалдоктор Багрецов. – Ничего опасного, но все же… Заходите, выпишу вамчто-нибудь легкое и эффективное вроде героиновой настойки. Право же, нельзяусугублять, не нравится мне такой кашель…