Алая шкатулка - Кэтрин Фишер

Дядя отвернулся от окна:

– Естественно, я немедленно отправляюсь в Лондон. Лондонский дом надо будет продать, а деньги…

– Нет, – тихо возразила я.

– Что, прости?

Я собралась с духом. Наконец настал момент, о котором я мечтала столько лет. И не собиралась упускать представившуюся возможность.

– Нет, дядя, я завтра же сама поеду в Лондон.

– Сама? Да ты в жизни не покидала Йоркшир…

– Значит, пришла пора. – Я убрала драгоценное письмо в конверт. – Что же касается дома моего отца, он не продается. Я намерена в нем жить.

У дяди отвисла челюсть.

– Одинокая женщина! В Лондоне!

– Думаю, я буду в состоянии позволить себе прислугу.

– Я запрещаю!

Я спокойно спрятала конверт в карман и посмотрела дяде в глаза.

– Дядя, ты можешь возмущаться, сколько хочешь. Я часто спрашивала себя, почему вы приняли меня в свою семью? Ведь было совершенно очевидно, что вы никогда меня не любили. А теперь понимаю, что вы просто ждали, когда наконец наступит этот день и вы сможете завладеть деньгами моего отца. Что ж, благодарю вас за вашу… заботу. Не сомневайтесь, я оплачу все понесенные на мое содержание расходы. Но завтра первым же поездом я уеду.

Закончились годы унижений, тоски и неуверенности в себе!

Я подошла к двери и, перед тем как выйти и закрыть ее за собой, оглянулась. Совершенно ошарашенный дядя промакивал лоб белым носовым платком.

– Храни тебя бог, – прошептал он.

Думаю, не надо говорить, что я всю ночь не сомкнула глаз.

На следующее утро с чемоданом в руке, с бешено колотящимся сердцем и высоко поднятой головой впервые в жизни села в поезд и уехала из Йоркшира.

В Лондон!

В огромный, великолепный, пугающий, многолюдный Лондон!

Ребекка аккуратно вела машину по наезженной дороге, которая заканчивалась у небольшой сосновой рощи. Остановив автомобиль, девушка вышла.

Со стороны моря дул холодный ветер. Ребекка плотнее запахнула пальто, потом достала из багажника резиновые сапоги, переобулась и, закинув на плечо сумку с продуктами, устало побрела вверх по узкой тропинке.

Ребекка не понимала, почему они должны жить именно здесь. В деревне можно без проблем арендовать коттедж. Даже в Уинтеркомбском поместье. Но с другой стороны, Маскелайн работал как одержимый, а для этого нужна тишина.

Девушка открыла побелевшие от времени деревянные ворота. Она думала о Венне. Там, внизу, в своем доме, он тоже как одержимый работал. Над зеркалом, которое принадлежало Маскелайну. Получится у них или нет? Может, Венн уже изменил время и вернул умершую женщину? А Джейк? Он нашел своего отца? Ребекка несколько недель ничего о нем не слышала. Тишина лишала присутствия духа.

Чибис хрипло свистнул и спорхнул с утесника. На кустах только-только появились желто-горчичные цветы, но их успело подморозить.

Прошла уже половина семестра, а ей еще так много надо сделать!

Ребекка постаралась приглушить знакомое чувство вины, подошла к коттеджу и постучала в заднюю дверь. Это был низкий, покосившийся девонский «длинный дом». Когда-то, в Средние века, здесь, возможно, жил йомен и здесь же содержал свою скотину. В летнее время коттедж частенько арендовали художники и влюбленные парочки.

А теперь вот поселился Маскелайн.

– Бекка, заходи.

Ребекка, пригнувшись, чтобы не задеть головой притолоку, вошла в дом.

– Купила тебе еды и… – Она остановилась на пороге. – Вижу, ты закончил.

Маскелайн в поношенном плаще сидел за дубовым столом и, подперев подбородок, смотрел на разложенные диски. Когда же поднял голову и глянул на Ребекку, та в который раз увидела в его глазах какой-то потусторонний мрак. С тех пор как он получил возможность приблизиться к зеркалу, Ребекка все чаще ловила этот взгляд. Шрам на его левой щеке, казалось, стал еще уродливее.

Девушка сняла пальто и стряхнула капли дождя с длинной рыжей косы.

– Колдовство удалось?

– Я уже говорил, это не колдовство. – Маскелайн кивнул на диски. – Это пока вообще ничто.

Ребекка и без объяснений – по голосу – поняла, что у него ничего не получается. У нее был большой опыт. Маскелайн на протяжении многих лет присутствовал в ее жизни как призрак, поэтому она легко могла определить степень его отчаяния.

Ребекка придвинула стул к столу:

– И как же ты это называешь?

– Конфигурация. Ка́к диплом? Закончила?

Ребекка пожала плечами:

– Почти. До войны Алой и Белой розы еще далеко.

Маскелайн вздохнул:

– Никогда себе не прощу, если из-за меня у тебя будут проблемы с дипломом.

Ребекка огляделась по сторонам:

– Это тебя не касается, я же говорила – у меня все в порядке.

Сегодня в комнате было даже уютно. Маскелайн задернул шторы, на каминной решетке горел и отплевывался утесник. Со стропил свисали пучки сухих трав, названия которых Ребекка даже не знала. Острые листья крошились и пылью оседали на половицах. В комнате пахло обугленной древесиной и сыростью.

И диски на столе. Маскелайн с самого Рождества изо дня в день не прекращал их раскладывать в том или другом порядке. Сейчас все двадцать четыре лежали по шесть в четыре ряда.

Каждый диск был пару сантиметров в диаметре, и все – из разного материала. Одни из камня – Ребекка смогла распознать гранит, известняк и базальт с пустошей. А еще – из зеленоватого глинистого сланца. Белый из мела и черный из угля. За ними Маскелайн отправлялся в Уэльс и Уилтшир и порой его поиски занимали несколько дней. Диск из кремня с неровными краями. Ребекка осторожно к нему прикоснулась. Рядом другие – из дерева, латуни, серебра, из стали и меди, из стекла и бумаги, из пробки и хлопка, из самого разного пластика – от кредиток и бирок до компакт-дисков. Но больше всего ее напрягали те, что были вырезаны из кожи, шкуры и шерсти. Некоторые материалы Ребекка вообще не могла определить. Но в центре точно лежал диск из чистого золота. Он походил на монету и обошелся в круглую сумму, именно на него Ребекка потратила часть своих сбережений. И вот теперь Маскелайн в который раз прикоснулся к этому диску и начал его передвигать, словно разыгрывал сам с собой бесконечную партию в шашки.