Алая шкатулка - Кэтрин Фишер

– Что это даст? – спросила его Ребекка.

– Поможет их вернуть, – спокойно объяснил Маскелайн осипшим голосом. – Так мы получим Венна.

Маскелайн, едва касаясь диска, передвигал его по столу.

Ребекка отошла, чтобы поставить чайник, вернулась и продолжила наблюдать.

На каждом диске был свой символ. Некоторые она распознала: знаки зодиака – Скорпион, Близнецы и так далее. Другие походили на какие-то искривленные буквы.

Ребекка хотела прикоснуться к одному из дисков и протянула руку.

– Не трогай! – прикрикнул на нее Маскелайн.

– Что это означает? – спросила она.

– Меркурий. Планета скорости и ртути. Планета воров. А это – Марс. Это – Венера.

Ребекка кивнула. На диске из серебра был выгравирован полумесяц. На центральном – из золота – круг с расходящимися во все стороны лучами. Видимо, Солнце.

– Астрология? Алхимия?

Маскелайн продолжал сосредоточенно передвигать диски, но все-таки смог улыбнуться.

– И то и другое. Эта наука настолько древняя, что ее помнят лишь призраки.

Ребекка нахмурилась. Маскелайн почти не рассказывал о том, какой была его жизнь до того, как он появился из зеркала. Джейк поведал ей о дневнике Симмса. О том, как Симмс украл зеркало у Маскелайна в каком-то опиумном притоне в сороковых годах девятнадцатого века. Но кем он был до этого? Как заполучил это зеркало?

Ребекке очень хотелось расспросить его, но вместо этого она сказала:

– Тебе нужно поесть. Я тут привезла кое-что.

– Не сейчас. – Маскелайн нервными пальцами коснулся диска из глины, потом легонько подтолкнул медный.

Ребекка снова отошла, чтобы снять чайник с огня, и, вернувшись, начала разливать кипяток в чашки, но вдруг замерла.

– Что-то не так, – прошептала она.

Комната изменилась. В углах появилась прозрачная мерцающая дымка. Ребекка поставила чайник на стол и обернулась.

Тени.

Они медленно плыли по потолку и стенам. Словно выцветшие кадры черно-белого фильма. Людей невозможно разглядеть – проступали лишь их пульсирующие силуэты.

– Что это?

Маскелайн не ответил.

Ребекка, напуганная его молчанием, быстро подошла к столу:

– Что?

Диски перемещались.

Маскелайн с облегчением вздохнул и убрал руки от стола, но диски все равно продолжали двигаться. За ними сложно было уследить. Они быстро образовывали то одну комбинацию, то другую, как будто исполняли некий танец, причем с определенной целью.

– Как такое…

– Тихо. Смотри.

Цветные диски продолжали выстраиваться в различные конфигурации. Ребекке казалось, что они складываются в подобие гелиоцентрической модели, в набор концентрических кругов, похожих на древнее изображение космоса. Одни диски двигались по часовой стрелке, другие – против. И все – вокруг золотой монеты с образом Солнца.

Маскелайн напряженно наблюдал за их движением.

В комнате стало темнее. А диски, казалось, начали светиться: и мраморные, и пластиковые, и металлические.

А потом остановились.

Ребекка, затаив дыхание, смотрела на новую конфигурацию.

– Это ты сделал? – допытывалась она сквозь слегка мерцающий дым. – Что это значит?

Маскелайн откинулся на спинку стула. Несколько секунд молчал, словно у него не было сил говорить.

– Значит – они придут, – наконец ответил он. – Я им нужен.

А потом, к удивлению Ребекки, он взял центральный диск и трижды тихо постучал им по столу.

Тук. Тук. Тук.

– Будь оно все проклято!

Пирс раздраженно отбросил ручку и вскочил на ноги. Потом скинул фартук и, путаясь в рукавах, натянул поверх красного жилета черный фрак, застегнул пуговицы и чуть ли не бегом помчался по коридору.

В холле – тишина. Уортон и Сара, по-видимому, были наверху, возле зеркала.

Но кто проник через запертые ворота и поднялся по подъездной дорожке к дому?

Пирс бегом пересек холл, распахнул парадную дверь и выглянул наружу.

На крыльце – никого.

Дальше – заросшая сорняками подъездная дорожка и смутно различимые из-за дождя лужайки со сломанными холодным ветром тюльпанами.

Никого.

Дворецкий нервно выгибал пальцы, пока суставы не захрустели.

Пришлось вернуться в дом. Пирс запер дверь и крепко призадумался: он определенно это слышал.

Три тихих удара по дереву.

Гидеон, запыхавшись, нырнул под ветки дуба. Все изменилось, даже воздух. Он потерялся в перекошенных, искаженных и сталкивающихся друг с другом мирах Саммерленда.

В какой-то момент остановился перевести дух и справиться с охватившей его паникой.

Перед ним раскинулась пустая площадь с фонтаном в центре. В воздухе дрожит знойное марево.

Гидеон сел на корточки и вытер пот со лба. Он знал, что не стоит верить своим глазам, ведь всего в нескольких шагах от него на залитую солнцем площадь падала тень от стоящего под странным углом небоскреба.

На площадь спорхнул голубь. Гидеон даже подпрыгнул на месте.

Любая птица могла быть Ши.

Любая змея, ящерица или кошка.

Любое лицо в окне.

В этом Другом мире за ним мог следить любой камень или дерево. Гидеон понял, что их притягивает браслет, и охватившая его паника только усилилась. Обладая острым зрением Ши, он видел, как металл светится у него на запястье, слышал его песню. Браслет пульсировал от заключенной в нем энергии, он пах пыльцой и медом. Ши могли слететься на него, как пчелы.

Надо скорее от него избавиться!

Гидеон сделал глубокий вдох и помчался через площадь на луг. А за лугом сверкал синий океан с маленькими зелеными, как изумруд, островами. Сбегая по склону холма, парнишка видел, как дриады превращались в оливковые деревья, а в морские волны погружались кракены. Гидеон выбежал на берег, потом по сходням на пришвартованную к берегу галеру с лоснящимися от пота рабами. Там перепрыгнул через весло и приземлился в раскачивающемся и гремящем вагоне поезда. Хватаясь за оконные поручни, невидимый для пассажиров, прошел по коридору, открыл дверь и ступил на золотое поле.

Скрипя зубами, шел через высокий, по пояс, ячмень.

То были тайные тропы Ши. Существа передвигались по миру, и смертные их почти никогда не замечали. Увидеть Ши можно было только в местах, которые веками пользовались у людей дурной славой: в кольцах фэйри, в комнатах с привидениями, в сумерках на распутье. Гидеон забрел глубоко в Другой мир. Пейзаж мог измениться в любой момент, как рисунок в калейдоскопе. Это место лишало рассудка. Каждый раз, оказавшись здесь, Гидеон понимал, что оно искажает его сознание.