Рецепт Мастера. Спасти Императора. В 2 книгах. Книга 1 - Лада Лузина

Высоко поднимая ноги, не одобряя излишнее гостеприимство своей правой — дырявой — подошвы, мгновенно впускающей внутрь жидкий холод, Саня подобрался к окну…

Никого (если не считать громадного черного кота, спавшего на диване в гостиной). Мальчик переместился к другому окну — никого. Комната, сама по себе заслуживающая отдельного разъяснения, уставленная непонятными приборами, ретортами, склянками, была совершенно безлюдной. Третье окно показало гимназисту пустую спаленку. Четвертое — маленькую грязноватую кухню. И в кухне опять ни души. Что было ничуть не удивительно. Чего прикажете делать на кухне матери царя, прославленной авиатриссе и первейшей на Киеве раскрасавице?

Удивительным было другое.

Присев на корточки, Саня наскоро — пальцем — начертил на снегу план дома. Гостиная, чудной кабинет, небольшая спаленка, кухня… Выходило, вдовствующая императрица, героическая летчица и красавица Катерина Михайловна топчутся сейчас вместе в прихожей: никаких иных помещений, окромя чердака, в доме и нет. Гимназист еще раз оббежал вокруг здания, заглядывая в окна. Подошел к входной двери, прислушался — тихо. Окончательно осмелев от непонятности происходящего, Саня взялся за дверную ручку и толкнул дверь — она подалась.

Дом был пуст, он ощутил это сразу. Но не поверил. Он крался по коридору от комнаты к комнате, быстро засовывая голову в двери, ожидая услышать возмущенные женские возгласы, готовясь к худшему и почти желая этого худшего, но понятного, перечеркивающего совершенно невозможное.

В доме не было ни одного человека! А значит, он либо сошел с ума, либо…

«Может, они все же на чердаке? Или в подвале? И там, в подвале, царская сокровищница! Или еще чего-то почище…» — от этой захватывающей мысли Саня совершенно растерял осторожность. Тут-то на гимназиста и набросился кот.

Издав воинственный возглас, огромадный черный котяра выскочил из-за угла, в два прыжка перенесся с ковра на комод, с комода на шкаф и, растопырив когти, упал на незваного визитера. Спасибо, в глаз не попал. С ужасающим ревом Саня выбежал во двор, прижимая горячую от крови ладонь к изрезанной щеке…

И замер как вкопанный.

Ни аэросаней авиатриссы Изиды, ни щегольского «мотора» госпожи Дображанской, ни коляски вдовствующей императрицы на улице не было.

* * *

С тех пор гимназист утратил покой.

Ни в охраняемый сатанинским котом 13-й дом, куда вошли да не вышли три знаменитые дамы, ни в заговор между императрицей, красавицей и авиатрессой-поэтессой, ни тем паче в подвал с царской сокровищницей и подземным ходом, воспользовавшись коим, пришедшие поднялись наружу где-то в другом конце города — никто не поверил.

То есть в дом и кота, изодравшего Сане лицо, охотно верили все. А вот все остальное Карлютов обругал «возмутительной глупенью».

«Ты-то сам своими глазами хоть раз вдовствующую императрицу видел? Или только на фотопортретах в газетах? Она и на описание твое не похожа…» — срезал товарища он.

И соврал, подло соврал!

Три дня в нервическом беспокойств е Саня караулил цариц у у лазарета ее августейшей дочери Ольги Александровны. И целых два раза лицезрел Ее Высочество великую княгиню Ольгу, родную сестру царя, работавшую простой сестрой милосердия в оборудованном на ее же средства главном госпитале Киева.

Точнее, если излагать по порядку, вначале он ее узрел, а уж после узнал, кто она.

Это вот как случилось…

Саня как раз крутился неподалеку от остробородого доктора, энергично командующего разгрузкой фургона с дровами, и размышлял: как бы половчее вопрос повернуть, чтоб, не вызвав ненужных подозрений спросить его о вдовствующей императрице: часто ли она сюда хаживает? Тут Саню и окликнул немолодой темноглазый солдат.

— Кого высматриваешь, паныч? — он тяжело опирался на деревянный костыль, его левая нога, вся в бинтах, неприятно пахла лекарствами. — Отца ищешь? — предположил раненый.

Гимназист отрицательно мотнул головой:

— Убили его. Еще в японскую…

— А-а… — понимающе протянул солдат. — А знаешь кто это? — указал он на непритязательного вида сестру милосердия. Накинув на плечи убогую шубейку, прикрыв утомленные веки, она стояла на крыльце и жадно вдыхала свежий морозный воздух. — Сестрица царя нашего… Единокровная. Веришь?

Саня возмущенно посмотрел на солдата. Маленький он, что ли, чтоб так над ним насмехаться?

— Шутить изволите? — нахохлившись, произнес гимназист. — Ее Императорское Высочество — по-пе-чи-тель-ни-ца вашего лазарета, — надменно выговорил он по слогам. — А эта…

— Я и сам поначалу не верил, — удовлетворенно кивнул солдат. — Месяц в жару пролежал. Мне доктора́ ногу оттяпать хотели. Она не дала. Вы́ходила, с того света вернула, а я все поверить не мог… Где это видано, чтобы царская сестра за мужиками в палатах блевотину и кровь подтирала? Только когда царь-батюшка наш сам к ней в гости пожаловал, только тогда и уверовал… — Солдат сунул в рот самокрутку, чиркнул спичкой. Посмотрел с высоты своего немалого роста на притихшего мальчика и явно остался доволен произведенным впечатлением. — У нас в палате один пацаненок лежал, — начал он, более ни о чем Саню не спрашивая — очень уж ему хотелось рассказать панычу про удивительную царскую сестру (промеж собой раненые ее, наверное, сто раз обсудили). — Все знали, что он смертник. Дезертир, его для того и выхаживали, чтоб жизни лишить. Два часовых при нем состояли. Но она, милая, его жалела, жалела… — Покрытый седой щетиной подбородок солдата качнулся в сторону милосердной сестрицы. — Как вдруг, не так давно это было, заходит к нам в палату сам государь. Вот тебе крест, прямо как с портрета сошел: в мундире, с бородой и при сабле. И она рядом с ним… Идут они в угол, где смертник лежал, и царь пытает его: отчего же ты, братец, с фронта сбежал? Тот отвечает: начальники мне боеприпасов не дали, стрелять было нечем, вот я и испужался, побег… Так на войне часто бывает, — прибавил солдат. — Царь-батюшка помолчал немножко. Мы все на койках привстали — ждем, что ж он скажет. А он говорит: свободен ты, не твоя то вина. Смертник с койки вскочил, рухнул в ноги царю, зарыдал… А она рядом стоит и тоже плачет. Видно она брата за него и просила. Святая душа, истинно тебе говорю!

Обрамленное белым платком лицо царской сестры было уставшим, но таким тихим и кротким, что Саня влюбился в нее в тот же миг, как служивый окончил рассказ. А в следующий миг она и исчезла: открыла глаза, улыбнулась слабому зимнему солнцу и вошла в лазарет.

Потом уже солдат досказал, что у нежной княжны имеется муж, да не первый, а второй. Но царь благословил любовь сестры и позволил ей обвенчаться в Киеве с предметом ее истинных чувств, офицером лейб-гвардии Кирасирского полка. Аккурат неделю тому свадьбу в лазарете гуляли.

— А ночью она не к мужу пошла, а к нам в палату — на дежурство. Истинно тебе говорю, сестра родная так бы за тобой не ходила, как она за нами ходит.

* * *