Солнце над лесом (сборник) - Леонид Васильев

– Свет не помеха, вон луна вышла, сегодня, похоже, мороз будет!

– Да откуда ему взяться, еще не все картошку выкопали! – не соглашался Кубарев.

– А ты выйди на улицу – глянь, как выяснило. Точно мороз будет!

– Ну будет так будет… хотя – пусть не будет, у меня жена ведь помидоры не все убрала, да и тыквы все на огороде.

Васильков усмехается:

– Вырастил урожай, а теперь переживаешь, кстати, дал бы покурить?

– Вон, за телефоном пачка сигарет и спички.

– Спички свои имею! – повеселел Толька.

Комната диспетчерской наполнилась сизоватым горьким дымом, здесь все прокурено табаком, даже мухи, сидящие на потолке. Васильков знает, где можно покурить в любое время суток. К тому же любитель поговорить.

– Не спится мне, вот и пришел, все равно тут ночью не спят, не полагается, – после глубокой затяжки дыма он продолжал. – Не за горами уж праздник Октябрьской революции. Как всегда в клубе будет торжественное награждение подарками и концерт. И вот, наградят какой-нибудь картиной типа «Бурлаки на Волге» и все!

– Да нет – бери выше! – предлагает Кубарев.

– Куда выше-то! Вон, Антону Беляеву подарили картину, а он о ружье мечтает – хочет бекаса в лет снять!

– И пошто ему бекас нужон, есть пичужки покрупнее. На брусничниках рябчиков полно, а на вырубках палеши бормочут. Антон партийный и в работе хорош, скоро вручат ему лучшее ружье. Наградят в торжественной обстановке, – подмигнул диспетчер и, понизив голос, признался. – На наш поселок семь ружей дадут, а одно двуствольное будет, только ты об этом никому. Понял?

– Как не понять, вот мужики-то обрадуются! А кому-кому ружья дадут?

– Тому, кто план перевыполняет. Кроме ружей будут еще патефоны, ковры, гармони.

– Да-а, – радовался Толька, – чего брать-то, если дадут?

– Вот-вот, если дадут! – засмеялся Кубарев.

– Но, во всяком случае, мне гармошка не нужна – ну зачем козе баян, а вот Антон играет хорошо, без его плясовых наигрышей ни одна свадьба не обходится.

Кубарев согласно кивает головой:

– Играет он хорошо, да и получает за это хорошо.

– Это ты про што?

– Ну как же? Он играл на свадьбе Кольки Махова. Бабенки попляшут-попляшут, сами по рюмке выпьют да ему подают за игру, ведь гармонист старается. А Катька – жена его, ревнивая. Схватила его за черны кудри и давай таскать. Плясуньи-то чуть оторвали ее… Конечно, гармонистов в поселке хватает – Лешка Ракушин мастерски наяривает на своей тальянке, а завклубом Михаил Степанович Привалов и на гармошке, и на баяне играет, и на гитаре, и пляшет, и поет, да к тому же он еще рисует картины. Вот такие у нас в Карасьярах таланты.

Васильков засобирался домой. Он попрощался и, звонко топая по дощатому перрону, помчался вперед.

По заведенному порядку ровно в двенадцать часов ночи электрический свет в поселке отключали. Машинист, остановив двигатель электростанции, освещая себе дорогу домой фонариком, до утра шел отдыхать.

Василькову не терпелось поделиться новостью, секретная информация требовала разрядки. Он постучал в окно бригадиру лесорубов Шатохину Василию.

– Кто там? – услышал в ответ Толька приглушенный, заспанный голос.

– Васильков это… поговорить надо!

– Случилось чего? – спать не даешь!

Из комнаты послышалось шарканье ног, звякнула щеколда, и из сеней вышел бригадир в трусах.

– Чего звал? – позевывая, спрашивал он.

– Вася, скоро ружья будут давать!

– Опять война, что ли?

– Нет, ружья охотничьи, для охоты. Тебе надо ружье?

– Зачем оно мне, я не охотник.

– А патефон нужен?

– Патефон-то? – задумался Вася. – Ну, музыка в доме пригодится, а кто продает?

– Никто не продает – работай хорошо, и скоро будет у тебя патефон. Ну, я побежал дальше!

Васильков оказался прав – под утро шальной морозец превратил дождевые лужицы в стекло, инеем выбелил пожухшую траву, голые ветки черемухи. Такого подарочка от осени никто не ожидал, особенно нерасторопные огородники, а рабочие вспомнили о подшитых валенках. Сезон кирзовых сапог с тонкими портянками сегодня оказался не в почете. Но народ поселка больше говорил не о холоде, а о предстоящих ценных подарках.

По дороге на Стрелку Беляев радовался, что вчера вечером догадался слить воду и этим спас двигатель от размораживания.

А Михаил Васильевич всю ночь переживал и ругал свою жену за упрямство, оставшуюся в легкой одежде. Он нашел ее на том же болоте, выбеленном морозцем. Маруся скрюченными пальцами, попеременно опираясь то на одно колено, то на другое, со слезами на глазах брала клюкву. Казалось, это не ягода, а рубиновые шарики рассыпанных бус – так звенели, падая в мешок.

Михаил помог жене встать, надел ей на руки теплые рукавицы и, взвалив ношу на плечо, они медленно пошли к мотовозу.

Глядя на измученную труженицу, Антон Никитич быстренько раздул давно потухший костер и предложил из термоса горячего чаю:

– Попей-ко, Маруся, от этого и тело согреется и на душе полегчает, – он, покачав головой, продолжал. – Другой такой женщины в округе не найти, что бы вот так – ради детей одной остаться в лесу. Мою Катьку и днем веревкой на болото не затащишь… Не знаю, что с ней и делать, позорит семью. Связалась с сезонником, а у того самого своих пятеро детей.

– Выпори ее как сидорову козу – образумится! – советует Михаил.

– Не могу я женщину обидеть, да и партия против насилия в семье.

В этот день хорошо отлаженные механизмы путеукладчика не подвели – дорожники уложили на приготовленное полотно весь состав звеньев и, по сути, опять сели Пенькову «на хвост».

Пеньков, мечтавший быть лидером в соревновании, раздосадовано брел в теплушку. Его остановил мастер леса Лобанов.

– Как дела, Григорий Василич?

– Плохо!

– Что, бульдозер поломался?

– Бульдозер в норме. ты послушай меня, Сан Саныч, – с обидой говорил Пеньков. – Этот Антон меня достал, я же целый месяц делал эту трассу, почти без перекуров ровнял землю, а он сегодня прикатил свой агрегат и на все полотно положил рельсы, все – пропал мой труд. Ну куда он спешит, рвется?

Лобанову захотелось взорваться смехом, но он пересилил себя и, нахмурив брови, спросил:

– Что, весь состав разгрузил?

– Конечно, опять догнал!

– Хм, а ты попробуй оторваться – пораньше бульдозер заводи, поменьше перекуров и т. д.

Григорий махнул рукой и пошел в теплушку занимать место. Народу на остановке собралось много. Лобанов, увидя начальника УЖД Шестова, отозвал его в сторону и, подавляя смех, рассказывал: