Страсть гордой княжны - Шахразада

Пригубив прохладный чай с мятой, юноша спросил:

– Быть может, тебе лучше выпить горячего чая? Или молока?

– Спасибо, добрый юноша. Мне не холодно, мерзнут только ладони. Но жара или холод тут вовсе ни при чем. За любое умение надо платить…

– За любое?

– Конечно. Даже прекрасное любовное умение требует усердия. Ведь ты же платишь временем и силами за умение торговать, платишь за свои торговые просчеты. Хотя нет, ты до сих пор ни разу не просчитывался, ни в делах, ни в жизни. Я плачу за то, что вижу и чувствую мир гораздо более цельным и прекрасным, чем это дано многим.

– Но ты же странствующий факир. Выходит, ты заплатил еще и домом… семьей, уютом и устроенностью.

– Пытливый юноша, я еще не стар. И, к счастью, вовсе не беден.

Масуд недоверчиво окинул взглядом платье факира. И только теперь заметил, что оно сшито именно так, чтобы выглядеть небогатым, однако добротная ткань камзола и шелк рубахи наметанному глазу выдавали их истинную цену. Башмаки с задранными вверх носами и вовсе были обувью человека очень обеспеченного.

– Прости меня, уважаемый, я не хотел обидеть тебя.

– Бывает, юноша. Внешность человека обманчива, а глаза стороннего наблюдателя видят лишь то, что желают видеть.

Масуд склонил голову. От стыда он не знал, куда деться, и потому счел за лучшее рассматривать пиалу с чаем.

Молчание затягивалось. Юноша не знал, с чего начать разговор, а его собеседник, судя по всему, просто отдыхал в прохладе и относительной тишине полупустой чайной.

– Однако я сказал тебе правду, достойный потомок торгового рода, – нарушил молчание факир. – Сегодня я не собирался давать представление, но что-то утром заставило меня прийти на площадь и развлекать немногочисленных зрителей до момента твоего появления. И только когда твой тюрбан мелькнул у лавок с притираниями, я понял, что именно для нашей встречи сегодня взошло солнце.

Масуд слушал своего собеседника, едва дыша. Ибо удивительное предчувствие в этот миг коснулось и его души. «О Аллах, неужели сейчас, в тиши обыкновенной харчевни я узнаю, где ждет меня моя судьба, узнаю, что мне суждено? Быть может, вовсе не к странствию мне следует готовить свой дух?»

Факир понимающе усмехнулся. Он и в самом деле мог читать по лицам людей как в открытой книге.

– О нет, юноша, я не могу тебе открыть, что ждет тебя в будущем, ибо этого не знаю и сам. И даже если бы знал, то все равно промолчал бы.

– Но тогда я ничего не понимаю, о факир…

– Добрые мои учителя смогли так хорошо научить меня лишь потому, что я хотел учиться.

Масуд кивнул, от волнения не в силах проглотить комок, застрявший в горле.

– Единственное, юноша, в чем вижу я предначертание нашей встречи, – это в том, что я могу снять камень с твоей души. Ибо чувствую, что не просто могу, а должен сделать это. Я не ведаю, какими путями, но тебе, достойный сын достойных родителей, суждено повстречать на своем пути чудеса столь поразительные, что они изменят всю твою жизнь, даруют тебе мгновения как воистину более чем страшные, так и мгновения более чем сладкие.

– Прости меня, уважаемый, – Масуд поморщился. – Подобное можно сказать о судьбе любого человека, все дело лишь в том, что называть чудесами, что ужасом, а что сладостью.

Факир протяжно вздохнул.

– Воистину, нет упрямца большего, чем неверящий. Однако ты, юный Масуд, должен помнить, что никакой судьбе не под силу предусмотреть каждый твой шаг, ибо от движения камня ли, песчинки ли, взмаха крылышек бабочки или хрустнувшей ветви дерева зависит порой и сама жизнь человеческая. Ты же, наделенный редким даром, научившийся этим даром пользоваться, должен помнить, что все, лежащее на твоем пути – это вехи. Каждый город на пути каравана, каждая история караванщика, каждая пиала чая и песнь птицы – все это следует запоминать, ибо от твоей памяти и будет зависеть твоя судьба.

– Ты чем-то похож на ярмарочного зазывалу… Только призываешь запоминать не каждое движение рук факира, а каждое движение целого мира вокруг.

– Воистину, – перебил Масуда фокусник, – каждое движение мира, бесконечно разнообразного и для тебя, юный недоверчивый собеседник, бесконечно доброго. Ибо то, что ты уже пережил в своей жизни и что тебе предстоит еще пережить, – все это когда-то станет своеобразным золотом, на которое ты сможешь купить собственное будущее, будущее своих детей и внуков и славу, какой, быть может, хватит не на одно столетие…

Масуд слушал своего нового знакомого и не мог поверить собственным ушам. Ну как можно знания превратить в будущее?! Одно дело, если ты ученый, лекарь или звездочет – ты в силах излечить владыку или предсказать победу в войне… Но какой прок ему, купцу, запоминать каждый миг своей жизни, дабы потом когда-нибудь выторговать за старые и, быть может, не совсем правдивые воспоминания что-то у судьбы?

На миг Масуд позавидовал спокойной уверенности факира. Тот допил чай, аккуратно и бесшумно поставил пиалу и тщательнейшим образом вытер руки клочком темной ткани.

– Ну что ж, недоверчивый мой друг, пришел миг… Сейчас, если, конечно, ты не сбежишь от собственного предназначения, я подарю тебе некое умение, которое вкупе с твоей любовью к чтению чужих мыслей стократно поможет тебе в этой жизни.

Масуд выпрямился.

– О нет, факир, я не сбегу. Ни от тебя, ни от судьбы. Не пристало мужчине бегать от будущего.

– Достойные слова. Тогда не будем медлить. Закрой глаза.

Юноша послушно закрыл глаза. Прохладные, о нет, ледяные пальцы факира на миг коснулись его подбородка, потом скул, потом задержались на мгновение на висках. Затем Масуд почувствовал, что его новый знакомый несильно прижал его ладони к столу своими ладонями. Подержал всего миг и отпустил. Масуд ощутил, как странный ветерок, которому неоткуда было взяться в тихой чайной, коснулся его лица и прохладной струйкой протек по шее вниз.

– Открой глаза, мой друг, только очень медленно и осторожно.

Масуд, удивляясь собственному послушанию, сначала приоткрыл левый глаз, потом правый.

– Очень хорошо, юноша. А теперь проведи руками по лицу, как будто хочешь сотворить намаз.

Масуд провел пальцами по лицу. И едва не вскрикнул: словно не его руки, а огненные пальцы самого Иблиса Проклятого прошлись по его щекам.

– А теперь, юный торговец, посмотри вокруг…

Масуд послушно огляделся. Чайная была все та же, немногочисленные посетители по-прежнему сидели над пиалами, беседовали, усердно пересчитывали сдачу.

– А теперь, мальчик, вновь закрой глаза. И постарайся описать мне все, что видел вокруг. Только сначала представь мысленно то, о чем будешь мне рассказывать.

И тут Масуд понял, что попал в чудо. Или сам, воистину так может устроить Аллах всесильный, стал частью этого чуда. Ибо картина перед его глазами была более чем яркой. Он мог прочесть хадис, на котором был раскрыт Коран на почетном столике в углу; слышал, как считает иноземец непривычные для него монеты, видел движение кадыка кузнеца, который пил холодный чай. Помнил он и каждое слово удивительного факира. Помнил так, будто только что услышал их.