Тимьян - Ева А.. Гара

разбить, сложил руки на столе и серьёзно сказал:

— Давай будем квиты: я тоже нарушу правило.

Он замолчал, и Яна, догадавшись, чего он ждёт, несмело кивнула. Она не была уверена, стоит ли открывать ящик Пандоры. Одно дело заглянуть в него по дурости, другое — распахнуть нарочно. Но не смела отказывать: как и она, он имел право высказаться.

— Ты не боишься заразиться? — спросил он приглушённо на полном серьёзе, и глаза его затопило агрессивное любопытство.

Яна изумилась вопросу и растерянно развела руками.

— Вирус не заразен, — сказала наконец.

— Никто ни хрена не знает об этом вирусе! — вспылил Тим. — Нет никакой гарантии, что, проведя со мной две недели, ты не заразишься. Потом по новой все пять стадий, только в отношении себя. Адская боль, которую не снимут даже таблетки, безнадёга и депрессия. И почти явственное ощущение приближения смерти. — Он усмехнулся и зловеще добавил: — И каждый вечер ложиться спать с пониманием, что утром можешь не проснуться.

Яна затравленно молчала, чувствуя на языке горечь слёз и невысказанных признаний. Горло сдавил ком жалости, и дышать стало невозможно, отчего участилось и без того бешеное сердцебиение. Она впервые по-настоящему поняла, что творится у Тима в голове, но от этого легче не стало — только хуже. Теперь, представляя его боль и страх, она будет страдать сильнее.

Тим смотрел на неё с лёгким интересом, с безразличием к собственному положению. Он либо играл, либо подействовали те таблетки, ведь совсем недавно он плакал — ему не было плевать.

Яна сморгнула слёзы и покачала головой.

— Не боюсь, — соврала она.

Тим ласково улыбнулся, отвёл взгляд и сказал приглушённо:

— Спасибо.

20.05.2018

Почувствуй себя эфиром,

составь свой маршрут побега.

Пусть будет твой путь бесконечным,

рекурсией в дьявольском танце.

Сияй благородным сапфиром.

Будь Альфой и будь Омегой.

Будь вдохом судьбы скоротечной

и светом конечных станций.

Глава 11

Учтиво предоставленные начальником выходные закончились. Уже несколько дней он не интересовался её самочувствием, не присылал бессмысленных сообщений, с тем чтобы получить не менее бессмысленные ответы. По-видимому, успокоился и поверил, что ничего она с собой не сделает. И Яну больно укололо его равнодушие. От обиды она даже была готова вызвать «скорую» и вскрыть вены. Пусть потом локти кусает, что бросил её в трудной жизненной ситуации. От опрометчивого шага останавливал только страх оказаться с жёлтой карточкой на руках.

Яна с тревогой смотрела на часы, изредка встряхивая растрёпанные с ночи волосы. Наконец решилась и позвонила.

— Алло, — ответил мягкий, чуть усталый голос.

— Доброе утро, Олег Ефимыч, простите, что так рано, но я очень прошу: дайте ещё выходных.

— Ещё? — Его тон не изменился.

— Да. Две недели. В счёт отпуска. Архив я доделаю позже. Задним числом.

Олег Ефимович помолчал, вздохнул в трубку — у Яны по рукам побежали мурашки и округлилась грудь. К щекам прилила кровь от внезапного возбуждения и жуткого стыда.

— Приезжайте в офис, Яна, расскажете всё, и решим, что делать дальше.

Он не позволил ей объясниться по телефону, завершив звонок. Яна растерянно уставилась на экран, подняла глаза на часы и поджала губы. Привести себя в порядок она не успеет. Тем, наверное, лучше — пусть думает, что она в таком дерьмовом состоянии, что даже не может найти сил волосы вымыть.

Мысли хаотично сменяли друг друга. Сначала голова была забита до отказа завтраком, который придётся пропустить; потом необходимостью позвонить Тиму, чтобы договориться об очередной встрече; выбором одежды, обуви, причёски. Наконец предстоящий разговор вырвался на передний план, притащив с собой неподвластную панику. Ведь придётся объясниться так, чтобы у начальника и малейшего желания отказать не возникло. Разыгрывать драму слишком мелочно, слёзы его уже не растрогают и не испугают — в конце концов, за неделю она не решилась навредить себе, вряд ли на восьмой день повесится.

Яна вздохнула с отчаянием, аккуратно заплела волосы, полностью спрятав их под кепкой, надела прогулочный брючный костюм, проверила содержимое рюкзачка и, закинув его за спину, торопливо вышла из квартиры. Всю дорогу до офиса она не могла избавиться от гнетущего предчувствия неизбежного провала и лютой несправедливости. Все сбитые речи неуклюжего лгуна она авансом забраковала, решила сказать правду, но не знала, как облечь чувства в слова. Ведь Олег Ефимович не чурбан, ему не чуждо ничто человеческое. Нужно лишь правильно объясниться.

Не обращая внимания на взгляды и приветствия коллег, Яна, будто заворожённая, шла к кабинету начальника крадущимися шагами, на цыпочках. У самой двери она остановилась, хотела оглянуться, но переборола себя, постучала, вошла. Олег Ефимович поднял глаза от бумаг, равнодушно оглядел её клетчатый, похожий на пижаму, костюм и жестом пригласил сесть напротив. Яна бесшумно подошла, села на край стула и робко улыбнулась.

— Доброе утро, Яна.

— Здравствуйте.

— Вы просили отпуск. Я вас внимательно слушаю.

Яна смотрела ему в глаза жалобно и растерянно — не знала, с чего начать. В носу защипало, и губы дрогнули. Она приказывала себе не плакать, но сдержаться было сложно. Она вся превратилась в один маленький комок оголённых нервов, и любое прикосновение, дыхание и взгляд доставляло ей физическую боль. Но сильнее били собственные страхи, давно превратившиеся в изощрённую пытку. От них стоило огородиться, но Яна с настойчивостью мазохиста плавала в собственноручно выкопанном бассейне битого стекла. Она устала, измучилась, но не могла выбраться, истекая кровью и уже не прося о помощи.

— Мне нужен этот отпуск, — полушёпотом сказала она.

Олег Ефимович удивлённо вскинул брови, по-прежнему ожидая внятных объяснений. Но внятных объяснений Яна дать не могла: в искорёженной, как после самой страшной бомбёжки, душе бесновалась непогода, выкорчёвывая без сожаления зачатки нежных чувств и остатки здравого смысла. Яна беспомощно кусала губы, пока по щекам незаметно стекали слёзы. Олег Ефимович молчал.

— Это важно, — шепнула она. — Он умирает.

— Кто? — также шёпотом уточнил начальник, явно ужаснувшись.

Яна покачала головой. Она робко предположила, что не будет предательством, если она расскажет постороннему человеку о диагнозе Тима, ведь это никак не повлияет на его тайну. И, наверное, не было смысла объяснять, как Тим важен для неё. Она и сама не понимала как. Пока не узнала о его болезни, воспринимала их дружбу как нечто должное. Они знали друг друга с детского сада и все эти годы были неразлучны, как попугайчики Фишера, закончили один институт и даже хотели устроиться в одну фирму. Не отдавая себе в том отчёт, Яна страшно ревновала Тима к каждому столбу и временами с яростью думала, что лучше бы