Запретные удовольствия - Юкио Мисима

Вот что приготовил для вечернего стола второй сын торговца тканями из Киото, ученик Кицу Иссаи школы кайсэки[27]: a la кайсэки, блюдо хассун[28]с hors d'oeuvres[29]из грибов с сосновыми иглами, жареные корни лилии, хурма хатия, присланная другом из города Гифу, соевые бобы из храма Дай-токудзи и зажаренный в миткале краб, далее следовал красный бульон мисо[30]в сочетании с мясом маленьких птичек, перетертым с горчицей, а затем на элегантных красных тарелках Су некой династии, разрисованных пионами, нарезанный кусками сырой плоскоголов, приготовленный таким образом, как обычно готовят иглобрюхих, на жаркое – рыба айю с икрой, жаренная в сое, поданная с грибами хацутакэ на синем блюде – «аоаэ», и устрицы в белом кунжуте и приправе из бобовой пасты. Горячее блюдо представляло собой маринованный папоротник-орляк в очищенном соевом твороге, поданный в кипящем бульоне, содержащем красную марену. После обеда им подали «мори-хати», что означает «маленькие поднимающиеся монахи» – белые и розовые куклы, каждая завернутая в бумажную салфетку. Но даже эти редкие деликатесы не помогли развязать язык юному Юити. Ему очень хотелось «тамагояки» – омлета.

– Тебе обед пришелся не по вкусу, верно, Юити? – спросил Сунсукэ, заметив отсутствие у юноши всякого аппетита. Сунсукэ поинтересовался у Юити, что бы он предпочел. Юити, не задумываясь, ответил. Это простое безыскусное слово «омлет», однако, проникло прямо в сердце госпожи Кабураги.

Юити был обманут своей радостью. Он забыл, что не способен любить женщин. Разоблачение навязчивых идей иногда излечивает их, но излечивалась только идея, а не её причина. Его обманчивое ощущение того, что он излечился, однако, впервые предоставило ему свободу пьяной радости строить предположения.

«Положим, все, что я сказал, ложь, – говорил себе Юити почти с эйфорической веселостью, – положим, я действительно полюбил Ясуко и, будучи в стесненных финансовых обстоятельствах, состряпал невероятную историю для этого старого филантропа-писателя, тогда я действительно сейчас в прекрасном положении. Мой триумф, мое тихое семейное счастье может похвастаться тем, что оно выстроено на неспокойной могиле. Мои не рожденные еще дети будут слушать рассказы о старом скелете, похороненном под полом в столовой».

Теперь Юити чувствовал смущение от избытка истины, которая возникла с этим признанием. Три часа прошедшей ночи изменили характер его искренности.

Сунсукэ наполнял сакэ тёко для дамы[31]. Сакэ перелилось и залило её блестящий жакет.

Юити вынул носовой платок из кармана пиджака и промокнул влагу.

Ярко-белое мерцание носового платка почему-то заставило её почувствовать восхитительное напряжение.

Сунсукэ удивился, отчего его старая рука так дрожит. Он застыл в своей ревности к женщине, которая не сводит глаз с лица Юити. Даже несмотря на то, что потворство своим желаниям может всё для Сунсукэ испортить, ему было необходимо подавлять все эмоции; неожиданная веселость Юити толкнула старика на иррациональные действия. Он немного поразмышлял над этим: «Не правда, что только красота этого юноши поразила и тронула меня, дело лишь в том, что я влюбился в его несчастливый вид, я полагаю…»

Что же касается госпожи Кабураги, она была взволнована теплом внимания, проявленного к ней Юити. Доброта большинства мужчин, подозревала она, была им выгодна, только Юити проявил к ней доброту, которую она не могла не признать неподдельной.

Юити же испытывал смущение от поспешности, с которой он вытащил носовой платок. Он чувствовал, что был неискренним, будто протрезвел после некоторого опьянения, и теперь его мучила мысль, что его слова и поступки могли быть восприняты как заигрывание. Привычка размышлять в конце концов примирила его с собственным несчастным «я». Его глаза стали темными, как обычно. Сунсукэ заметил это и почувствовал облегчение. Более того, светящаяся молодость, которую Юити выставлял напоказ прежде, была как искусная подделка, предназначенная помочь Сунсукэ достичь его целей. Во взгляде старика, обращенном теперь к Юити, светилась смесь благодарности и понимания.

Изначальная ошибка произошла, когда госпожа Кабураги пришла в дом Хиноки на час раньше назначенного Сунсукэ времени. Именно этот час, который Сунсукэ отложил, чтобы узнать, как идут дела у Юити, она похитила у него в своей обычной бесцеремонной манере, поздоровавшись с Сунсукэ беспечно и сообщив: «Мне нечего было делать, поэтому я решила, что приду прямо сейчас».

Несколько дней спустя она напишет Сунсукэ письмо. Одна строчка вызовет на его лице улыбку: «Во всяком случае, этот молодой человек был элегантным».

Не такой реакции Сунсукэ ожидал от хорошо воспитанной дамы, восхищавшейся неукрощенностью. Был ли Юити распущенным? Никогда. Следовательно, то, что она хотела передать словом «элегантный», было её неприятием того, что она сочла за вежливое безразличие в манере Юити обращаться с женщинами.

Теперь, вдали от своих женщин, наедине с Сунсукэ, Юити явно расслабился. Сунсукэ, давно привыкшему к неловким вежливым молодым почитателям, нравилось наблюдать за ним. Именно это Сунсукэ назвал бы элегантным.

Когда пришло время госпоже Кабураги и Юити уходить, Сунсукэ предложил Юити пройти с ним в свой кабинет, чтобы помочь отыскать книгу, которую он обещал ему дать. Юити на мгновение принял озадаченный вид, но Сунсукэ ему подмигнул, давая понять, что прибегнул к этому приёму, чтобы увести юношу от женщины, не проявив невежливости. Госпожа Кабураги не прочла ни одной книги до конца.

Библиотека размером пять на пять метров, окна которой снаружи украшали твердые, словно покрытые броней, листья магнолии, располагалась рядом с кабинетом, где полки все еще украшали тот самый дневник, когда-то полный ненависти, и его произведения, через край переполненные великодушием. Сюда допускались немногие.

Красивый юноша беспечно проследовал в самую сердцевину, пахнущую плесенью и кожей, пылью и золотой фольгой. Сунсукэ почувствовал, что даже самые важные произведения из его большой и впечатляющей коллекции краснеют от стыда. Перед лицом самой жизни, перед этим блестящим живым произведением искусства большинство его трудов казались бесполезными и, следовательно, вызывающими смущение.