Все люди - хорошие - Ирина Волчок

Наташка, исполненная молчаливой благодарности, устроилась рядом с ребенком, Владимир взял ноутбук. Он поймал себя на мысли, что слегка обижен на сына за то, что тот усадил Наташку с собой. Гораздо интереснее было бы, если бы она сидела рядом с ним. Владимир давно для себя сформулировал первое правило Казановы: флирт гораздо легче начать, когда оба, и субъект, и объект, заняты одним делом. В процессе можно невзначай касаться рук, можно сделать вид, что просто умираешь от смеха, и уткнуться лбом в плечо — в общем, перейти на новую ступень, тактильную. Увы, сейчас Наташка вовсю касалась не его, а Андрюшки.

Счет за час оказался разгромным: семь-два. В пылу сражения они, конечно, не услышали, что приехала Людмила, не услышали, как она вошла, вернее, остановилась на пороге комнаты. Сколько она стояла молча, Владимир не знал, но почувствовал себя школьником, которого за проделками поймал завуч. Ему вдруг показалось, что все его неправильные мысли написаны у него на лице. Прямо на лбу. Крупным жирным шрифтом. Сын в очередной раз радостно взвизгнул, прикончив зазевавшегося противника, оторвал взгляд от монитора и увидел маму.

— Ой, мамочка, а мы тут играем, я папу в восьмой раз уже победил, а он меня только два, представляешь?!

— У папы сегодня судьба такая, его весь день все кому не лень побеждают, — сочувственно сказала Людмила.

— Да ладно, прям — судьба… — благодушно усмехнулся Владимир. Он понял, что все, что ему померещилось минуту назад про жирный шрифт, — полная чушь. — Как в гости сходила?

Раньше он никогда не интересовался, как дела у Ираиды, воспринимал ее присутствие в жизни жены как неизбежное… не то чтобы зло, просто досадное обстоятельство. Но Людмила не обратила на вопрос никакого внимания. Она даже слегка забыла о сенсационных новостях. Муж дома! В субботу вечером, ранним вечером, еще и девяти нет! Играет себе спокойненько с сыном в какую-то стрелялку, давно играет, судя по счету. И с удовольствием, раз уж они этот счет вообще завели.

Наташка предложила ей поужинать, но Людмила отказалась. У Ираидки пирожков натрескалась, как Винни-Пух в гостях у Кролика, боялась, в дверь не пролезет. Андрюшка с сомнением заявил, что по ней не видно, и предложил поболеть за папу, потому что за него уже вполне успешно болеет Наташа. Людмила согласилась, и до десяти они вчетвером, то с радостными, то с огорченными вскриками гоняли по экрану уродцев с метровыми пушками.

Людмила даже не пыталась вникнуть, как стрелять, лечиться, если подбили, или прыгать. Она сидела рядом с мужем, плечом касаясь его плеча, и была счастлива. Наконец-то он предпочел дом, семью посиделкам в ресторане. И ему нравится, она же видит, что нравится. Может, теперь так будет всегда? Ну, или по крайней мере часто…

Утром позвонил дядя Коля. Сказал, что у него на душе муторно, и спросил, все ли у нее в порядке, потому как других причин для дурных предчувствий, кроме как жизненные обстоятельства любимой племянницы, у него нет. Людмила звонку обрадовалась. Младшего брата своей матери она очень любила, с самого первого дня, как он приехал со своего Севера. Родственники — и ее, и впоследствии Володькины — шепотом говорили: дядя Коля сидел в тюрьме, был там чуть ли не самым главным паханом. Оттуда и замашка эта у него, такая повелительная, и деньги немалые, и влияние. В общем, страшный человек.

Любимая племянница, озадаченная упорными слухами, решила спросить напрямую. Про тюрьму, про главного пахана, про то, что он кого хочешь живьем в землю закопает. Люди говорят. Не то чтобы она принципиально была против паханов — никого из них она лично не знала. Просто хотелось определенности.

Спросила — и рассмешила дядьку до икоты. Оказывается, все это легенды, семейные предания. Просто он попал служить в Заполярье, там и остался. Много и тяжело работал, а заработанное не пропивал, как делали там многие, копил. Когда грянула приватизация, ваучеризация и прочий бред сивой кобылы, дядька вложился. Причем не куда попало. И вот теперь приехал домой состоятельным человеком. Не то чтобы владелец заводов, газет, пароходов, но при своем бизнесе. Прошло время, он не прогорел, наоборот, расширился, углубился и вообще занял достойную нишу. Теперь с губернатором на охоту ездит. Вернее, губернатор к нему на охоту ездит, у дяди Коли, кроме всего прочего, своего леса гектары…

Но как в том старом анекдоте: ложечки нашлись, а осадок остался. Его до сих пор считали очень конкретным человеком, некоторые — даже многие! — просто боялись. А все потому, что никому про себя он ничего не рассказывал, а племянница, по его просьбе, тоже держала язык за зубами. Дядя Коля верил, что лучше такая репутация, чем никакой. Меньше будет желающих поступить с ним некрасиво, неправильно.

— Разводиться не надумала? — спросил дядя Коля. Он каждый раз ее про это спрашивал.

— Нет. У нас тут вообще все хорошо, Володьку как подменили. Дядь, ты не поверишь, но он так хорошо ко мне во время медового месяца не относился.

Людмила разговаривала без недомолвок, потому что была дома почти одна. Почти — потому, что Наташка ушла возиться наверх, в зимний сад, и, конечно, слышать оттуда ничего не могла. А Владимир поехал в город за покупками и Андрюшку с собой забрал. В какое-то новое кафе-мороженое, на разведку.

Она рассказала про ледовое побоище, про первый за много лет совместно проведенный вечер в семейном кругу, про то, что в последние две недели она гораздо больше интересует мужа… Ну, как женщина, ну, ты понимаешь, дядь. А самое главное — Андрюшку не узнать.

Людмила не отдавала себе отчета, что почти в каждом сказанном ею предложении присутствует Наташка. Дядя Коля заинтересовался:

— Домработница твоя новая, что ли?

— Терпеть не могу это слово. Сразу чувствую себя барынькой, за которой вот-вот явится разгневанный пролетариат. И поделом… Дядь, она чудесная девочка, просто с ума сойти какое сокровище. Я чувствую себя так, как будто у меня появилась младшая сестренка.

— А ты не боишься без мужа остаться? Оно, конечно, давно пора… Сокровище твое Вовчику мозги не законопатит?

— Как ты можешь, ты же ее даже не видел!

— Да вот я и думаю сегодня к вам нагрянуть. У меня, Людка, глаз-алмаз, сама знаешь.

— Правда приедешь? Вот здорово, сейчас Володьке позвоню, они с Андрюшкой в городе, чего-нибудь выпить пусть привезет.

Дядя Коля выпивал крайне редко и только в обществе Людмилы. И только крепкое, а Сокольские дома крепкого не держали. Так что к его визиту озадачивались отдельным образом, с выпендрежем. Это была как бы такая игра — чем дядьку в этот раз удивить.

— Если выпивать, то и ночевать остаться. А завтра, между прочим, понедельник. Ты на что трудового человека подбиваешь, а?

— Да ладно тебе, обойдутся один день без высокого руководства. Приезжай, Наташке скажу, что гостя дорогого ждем, она чего-нибудь вкусненького сварганит, она готовит замечательно.

— Так уж-таки замечательно? Ладно, убедила, звони Вовке, пусть порадует старика.