Ночная охота - Юрий Козлов

— Какую?

— Потом скажу. Это будет не очень трудно.

Антон подумал, что последнее время он в основном занимался тремя вещами: трудился, думал и читал. Вовлеченный в думы и чтение, человек начинает жить отдельной от мира жизнью. К примеру, Антон прочитал в «Дон Кихоте» про ревность. Он хотел поподробнее расспросить Елену про ревность, но раздумал. Ему открылось, что одни понятия исчезают во времени, другие во времени же возникают. К примеру, Антон только что открыл одно, неизвестное во времена Дон Кихота: предсмертное благодушие. Как сейчас себя вела, что говорила Елена — это было типичнейшим предсмертным благодушием.

— Поговори с девицей, выясни их намерения, — свесила с гамака ноги Елена. Она уже не казалась умирающей.

— Это само собой, — пробормотал Антон, — но мы должны что-то предпринять…

— Немедленно! — воскликнула Елена. — И я знаю, что именно мы предпримем…

— Что?

— Выпьем самогона! — Легко спрыгнула с гамака. Антон подумал, что она сошла с ума.

Антон присмотрел густую разлапистую сосну, с которой далеко просматривались обе ведущие к красной проволоке тропинки. Хоть он и был укрыт в ветвях, но помнил, как ловко проклятый Омар подстрелил птицу, от которой на данный момент под сосной остались лишь перья да синие обглоданные кости. Видимо, у Омара была дурная привычка посматривать наверх и стрелять без раздумий, если что-то шевелилось в ветвях.

Антон, всей душой стремясь слиться с деревом, стоял в ветвях сосны на чужой стороне.

На его груди под рубашкой висел подарок Елены — медальон, с помощью которого можно было менять показания дозиметрических столбов.

Антон, естественно, немедленно испытал его в деле. Положив на ладонь черный двухкнопочный кругляк, приблизился к столбу. Когда до столба оставалось несколько шагов, кругляк загудел, на нем вспыхнул экранчик. На экранчике высветилась точно такая же трехзначная цифра, обозначающая уровень радиации, как и на столбе. Антон нажал левую кнопку — на экранчике и на столбе уровень радиации уменьшился на единицу. Правую — вернулись прежние цифры. Еще раз правую — уровень увеличился на единицу. Все было невероятно просто.

Антон вернулся на поляну, где возле мраморной чаши его поджидала Елена.

— Знаешь, что такое завещание? — спросила она. Антон знал, но не очень.

— Это когда человек расписывает, кому что и при выполнении каких условий достанется из его имущества после того, как он умрет.

Антон не представлял, как такое может быть. Обычно человека лишали имущества еще до смерти. Если же его убивали неожиданно, то имуществом распоряжались те, кто убил. В любом случае предполагаемый покойник не мог ставить никаких условий.

— Я завещаю тебе зажигалку, — сказала Елена, — но только если ты…

— Да-да, я сделаю все, что ты попросишь, — Антон подумал, что если кому и хлопотать о завещании, то ему. Ему надо отписать Елене — кому еще? — консервы и прочее, пока его не прибил Омар. Вот только успеет ли она съесть консервы? Составляй не составляй завещание, подумал Антон, все достанется Омару. Существование таких людей, как Омар, лишало завещания всякого смысла. И еще Антон подумал: хорошо бы она отдала зажигалку прямо сейчас. Тогда у него появится шанс завещать ее Омару при жизни. И Омар, быть может, не станет превращать его в покойника… Антону надоело считать скупо отмеренные Гришей спички, жрать глазами превратившийся в песчинку кремень.

Рядом с чашей на траве стоял перевернутый ящик из-под консервов. На ящике — бутыль самогона, вскрытая банка консервов, овощи, замешанный на дрожжах из красных лопухов хлеб, деликатесные, на сей раз обжаренные в листах папоротника черви. Утром Антон вытащил из речной ловушки большого ротана. Зажаренный на вертеле, ротан пустил на неоструганную поверхность ящика золотистое пятно жира. Пили не из кружек, как обычно, а из тонких стеклянных стаканов. Елена сказала, что они пятнадцать лет пылились без пользы.

Антон осторожно грел в ладонях тонкое стекло. Последний раз он пил из стекла в школе во время медицинского погрома.

Из квартиры убитого врача, помимо всего прочего, принесли и стеклянную посуду. Под ногами потом долго хрустели осколки. Отчего-то пиры в жизни Антона всегда случались перед некоей подводящей чертой. Тогда пришла армия. Сейчас — бандит Омар.

Жить плодами собственного труда не представлялось возможным. Зато очень даже представлялось ураганно прожирать-пропивать украденное, награбленное, припасенное на черный день. Сейчас Антон грабил себя как чужого. «Какие такие завещания? — подумал он. — Единственный шанс выжить — быть нищим, не иметь ничего, что могли бы отнять!» Конечно, встречались люди, которым нравилось отнимать именно жизнь, но убежденных убийц все же было меньше, нежели обычных грабителей.

Антон не выдержал — наведался к столбу, увеличил на несколько единиц уровень радиации. Это была последняя отчаянная попытка спасти от вторжения заповедную территорию. Изменение уровня немедленно отозвалось на центральной радиологической станции страны, на местных станциях в близлежащих городах, на пультах в армейских частях, на личных браслетах всех находящихся в непосредственной близости от зараженной территории граждан. У кого, конечно, имелись эти самые браслеты.

У Антона браслета не было. Перед отъездом на трудфро сопровождающий, как это водится, специальным ключом снял с них браслеты, запер в несгораемом походном сейфе. Без браслетов с электронными кодами, содержащими информацию о личности, предупреждающим о радиации экранчиком они считались временно перемещенными лицами, им не рекомендовалось никуда отлучаться. Если человека останавливали для выяснения личности, то обычно патрульные довольствовались визуальной персональной карточкой. Если же человек вызывал подозрения, то информацию о нем считывали с браслета с помощью специального дешифратора. Если же у задержанного не оказывалось ни карточки, ни браслета — его трудно было считать жильцом на этом свете. На новом месте браслеты должны были перекодировать, то есть дополнить новыми сведениями.

Впрочем, нет худа без добра. Будь на Антоне браслет, он бы не решился перелезть под красной проволокой. Без браслета в ночи он и не разглядел проволоку, подумал, что это остатки каких-то старых заграждений.

Самогон из одуванчиков, как всегда, был хорош. Елена оживилась, разрумянилась. Она не ходила — летала, совершенно не походя на прощающегося с жизнью человека. Кажется, они говорили о будущем. Елена сказала, что ей говорить о будущем смешно — у нее будущего нет. Антон сказал, что у него — сразу три. Первое — окопаться на территории, сидеть здесь, если удастся, до самой смерти. Второе — пробраться в страну, где летают бабочки, где рестораны на сваях, где делают солнечные зажигалки. «Какое же третье?» — спросила Елена. «Третье, — ответил Антон, — то, которое будет на самом деле. Скорее всего, третье — смерть». «Зачем тебе тогда второе будущее?» — спросила Елена.

Антон задумался.