Призраки дома Эшберн - Дарси Коутс

По периметру чердака было сложено около трех десятков ящиков. Почти посередине стоял странный блестящий объект высотой где-то по грудь, а за ним, точно в центре, расположился стол.

Едва дыша, Эдриенн подошла к столу. Всего два предмета лежали на покрытой старыми пятнами вязаной скатерти: фотография в рамке и спичечный коробок.

Она повернулась, чтобы получше рассмотреть объект между стулом и столом. Перед ней стояло что-то необычное, в каких-то вздувшихся пузырях, словно скульптура, которая съехала набок, а из вершины фигуры торчал ужасный металлический шип. Эдриенн подошла поближе и внимательно вгляделась, затем медленно и глубоко выдохнула, осознав, что стояло перед ней: подсвечник.

Сама подставка была чуть выше стола, а из нее торчал острый шип в ожидании, когда на него насадят свечу. Что смутило девушку, так это бледная блестящая субстанция, стекающая с шипа на пол. Подойдя достаточно близко, чтобы разглядеть отдельные застывшие шарики, она поняла, что это был старый, расплавленный воск – воск не одной свечи, а сотен. Целые десятилетия сожженных свечей, плавившихся и стекавших вниз, пока восковые сталактиты и сталагмиты не слиплись вместе, образовыв сплошную массу.

Она смотрела на самую известную легенду Ипсона.

Эдит прибила черные шторы на окнах, чтобы скрыть пламя свечи, но этого было недостаточно, чтобы спрятать их свечение ночью. Если занавески были достаточно тонкими, чтобы впустить в комнату закат, то могли выпустить и свет горящей свечи.

Эдриенн снова повернулась к столу и наклонилась вперед, уперев руки в колени, чтобы получше разглядеть фотографию. Она моментально ее узнала – это была та самая девушка, не раз мелькавшая на портретах в коридоре второго этажа. На фотографии она прогуливалась по саду – кроны деревьев нависали над ней, одну руку она протянула к цветку. Она повернулась к камере только лицом, а круглые глаза и едва приоткрытые губы говорили о том, что фотография была сделана неожиданно.

Это был прелестный ребенок. Эдриенн улыбнулась, глядя на фотографию своей двоюродной бабушки. Изображение было зернистым, черно-белым, как типичные фотографии начала века, но, похоже, хорошо отражало личность человека, запечатленного на нем. Густые темные волосы девочки ниспадали на спину, доставая до самой талии, а сама она была одета в красивое полосатое платье с плюшевым бантом, завязанным посередине. Ее большие глаза и круглое лицо намекали на смесь невинности и озорства, и в голове у Эдриенн промелькнула мысль, что Эдит была очень энергичным ребенком.

Фотографией, должно быть, очень дорожили. Богато украшенная рамка выглядела тяжелой. Фотографии, сделанные в то время, кажется, были ужасно дорогими? Семья Эдит, должно быть, была состоятельна, раз рискнула сделать такой откровенный снимок.

Эдриенн вновь встала и оглядела комнату. Свет быстро угасал, погружая ее почти в непроглядную темноту, но девушка все еще хотела изучить ящики, расставленные по всему чердаку. Подойдя к ближайшему из них, она обнаружила, что его крышка уже сбита. Эдриенн приподняла ее, надеясь, что не соберет слишком много заноз, и заглянула внутрь.

Свечи. Десятки свеч. Круглые и толстые, они были пересыпаны деревянной стружкой. Эдриенн вытащила одну свечу и повертела в руке. Этикетки на ней не было, но свеча выглядела дорогой и была тяжелой, как кирпич. Эдриенн снова повернулась к подсвечнику и заметила, что оттенки воска совпадали, затем осторожно положила свечу обратно в коробку и оглядела комнату. Там стояли десятки ящиков – все похожие на тот, что она только что открыла. Подойдя к другой коробке, Эдриенн, на всякий случай, откинула крышку и не удивилась, обнаружив там свечи.

Должно быть, их здесь тысячи. Целые века пылающих свечей. Нет-нет, больше – целые поколения. Какое странное вложение. Более странным было, что каждую неделю Эдит сжигала всего одну свечу – только одну – без какой-либо явной цели, кроме как осветить свою собственную фотографию.

Дрожь пробежала по спине Эдриенн. Что-то близилось. Она не понимала, что происходит, пока не затаила дыхание и не осознала, насколько совершенно, абсолютно безмолвен стал мир вокруг.

Прямо как прошлой ночью. Девушка медленно и осторожно подошла к окну, затаив дыхание. Солнце почти полностью скрылось за горизонтом, а луна и тысячи точек звездного света освещали лес за ее домом.

Она оперлась кончиками пальцев о подоконник и наклонилась ближе. Пока Эдриенн рассматривала мир снаружи, от ее дыхания на стекле образовалось небольшое облачко конденсата. Окна выходили на город, и свет из городских окон очертил сияющую карту перед ее глазами. Дорога через лес заняла всего пятнадцать минут, но сейчас расстояние казалось непреодолимым.

Эдриенн попыталась сглотнуть ком в горле, но во рту пересохло. Тишина давила на нее, сжимала, душила. Мир чего-то выжидал, и каждая прошедшая секунда поднимала градус напряжения до ошеломляющего уровня.

А потом это произошло. Что бы это ни было, оно вырвалось на волю – словно открылся какой-то шлюз, и тишина разлетелась вдребезги, когда с верхушек деревьев хлынул поток птиц, а их крики и удары крыльев превратились в какофонию звуков. С криками смешался вопль, который длился всего секунду, после чего резко оборваться. Эдриенн зажмурилась и подождала, пока звуки стихнут.

Все, как и прошлой ночью. Что это? Ощущают ли это жители города? А если спрошу, поймут ли, о чем я говорю, или подумают, что я сошла с ума?

Трепет крыльев и крики птиц стихли. Лес снова погрузился в безмятежный покой. Эдриенн долго стояла у окна и смотрела на деревья и город. Стекло плохо защищало ее от внешней прохлады, и, когда она наконец отвернулась от него, то вся дрожала.

Было уже слишком темно, чтобы разглядеть там что-либо, кроме неясных силуэтов в лунном свете. На секунду задумавшись, не взять ли одну из свечей, чтобы осветить дорогу вниз, Эдриенн все же решила рискнуть и спуститься вслепую.

Она не была уверена, в том, для чего вообще использовался этот чердак, но зажигать там даже одну свечу у нее не было ни малейшего желания.

Деревянные доски исчезли, процарапанные насквозь, и ее покрытые струпьями пальцы впились в густую, плотно утрамбованную землю. Рот был открыт, но в изголодавшихся легких не осталось воздуха. Почва давила ее, душила, заполняя каждую щель вокруг. Она проникала ей под веки, заполняла рот и превращала каждое движение пальцев в борьбу, но она продолжала копать, скрести, цепляться, бороться за каждый сантиметр. Терпение. Когда-нибудь земля над ее головой закончится.

Громкий стук вырвал Эдриенн из сна. Она вскочила и судорожно задышала. Во сне она задержала дыхание, и сейчас у нее резко закружилась голова. Эдриенн поморщилась, ожидая, пока все вокруг придет в равновесие.

Что произошло? Образы взрытой тяжелой почвы мелькнули в ее сознании, и она тряхнула головой, пытаясь избавиться от этих воспоминаний.