Соседская девочка (сборник) - Денис Драгунский

– Я знаю, с кем ты был, – сказала Младшая Сестра и вытащила пистолет из кобуры; она была в офицерской форме, поскольку она же была начальником его личной охраны. – Давно знаю. Я всё про тебя знаю.

– Неправда! – крикнул он. – Не смей, ты что!

– Старший Брат не может умереть, – она спустила курок. – Какие глупости! Как это – Старший Брат, да вдруг умрет?

Она пнула его труп носком форменного ботинка. Потом села в кресло и попыталась заплакать. Но с непривычки не получилось.

Расскажу страшное и, быть может, отчасти стыдное. Но что было, то было. Я, быть может, человек вообще так себе, но предпочитаю говорить правду. Ну и вообще писательское ремесло такое – «всё на продажу».

Однако эта история приключилась со мной году примерно в 2000-м или в крайнем случае до лета 2003-го. Это важно, поскольку в ту пору я еще не задумывался о писательстве, а был вполне преуспевающим политическим журналистом.

Так вот. Время от времени меня приглашали на некое литературно-художественное сборище, которое устраивал в своем клубе главный тогдашний олигарх. Там показывали фильм, чаще всего документальный, потом на полном серьезе, с участием киноведов, обсуждали его, а потом устраивали фуршет (хороший, сытный, но без особого шика), где творческая интеллигенция общалась друг с другом и с зашедшими на огонек представителями олигархического бизнеса.

Один такой представитель усадил меня на диван и сказал: «Смотрите, какая прекрасная компания». Компания людей, сидевших на диване напротив, была и вправду замечательная. Просто исключительная. Это были три писателя, самые главные, самые известные, самые популярные, самые издаваемые и рецензируемые, самые культовые в те годы – уж позвольте не называть фамилий.

Мы поздоровались, кивнув друг другу, и вдруг я понял, что я прекрасно знаю, кто они, я знаю их в лицо (по портретам в прессе) – но я их не читал. Вообще. Совсем. Напрочь. Ни одной строчки ни одного из этих авторов. Не только не читал. Даже не листал. Даже не раскрывал. Больше того, я буквально ни разу в жизни в руки не брал ни одной книги ни одного из них. Что называется, пальцем не прикасался.

Когда я это понял, меня вдруг охватило странное, прежде никогда не переживаемое мною наслаждение. Я не берусь его описать подробно, да и сам не знаю, в чем, собственно, оно состояло. Однако оно было, и я до сих пор помню это сладчайшее чувство.

Что это было? Какой-то ужасающий снобизм бедняка и неудачника, проявившийся вот в таком виде? Почему бедняка и неудачника? Я был вполне обеспечен на своем уровне (квартира-дача-машина-заработок), и вполне на своем уровне удачлив (как раз тогда ректор МГИМО пригласил меня стать главным редактором нового политологического журнала). Но – бедняка «в сравнении с…» (с хоромами олигарха), и неудачника тоже «в сравнении с…» (с огромным успехом этих писателей). Итак, снобизм – быть может. Зависть к знаменитым товарищам по цеху? Правда, я тогда в этом цехе не состоял – но тоже может быть. Не знаю.

Прочел ли я потом книги этих писателей? Да. Вернее, пролистал. Они меня не увлекли, однако я понял, что это хорошая (качественная, достойная успеха и признания) литература.

Как-то раз (давно дело было) один знакомый молодой прозаик вдруг спросил:

– Слушай, говорят, ты греческий знаешь?

– Ну! – говорю.

– А как сказать по-древнегречески: «Привет тебе, о прекраснейшая из жриц Афродиты!»? Можешь перевести и написать на бумажке?

– По-гречески написать? – спросил я. – Или русскими буквами?

– Лучше русскими буквами, – сказал он. – Можешь, нет?

– На раз, – говорю. – А тебе зачем?

– Роман пишу. Из древнегреческой жизни. Сам, что ли, не понял?

– Понял, – сказал я. – Но ты ж его по-русски пишешь, надеюсь? Так какого хрена один из героев будет отдельные фразы говорить по-гречески?

– Учить меня будешь? – обиделся прозаик.

Но зато в его историко-фантастическом романе древние греки – равно как и скифы, и персы, и прочие финикияне – говорили друг с другом по-русски.

И это хорошо. Безотносительно к остальным качествам указанного романа.

Один знакомый молодой поэт (это тоже было давно) пришел ко мне в гости.

Кто-то из ребят возьми да и скажи:

– Почитай нам что-нибудь из своего, из нового.

– Да нет, – говорит, – я декламировать не умею и не люблю.

– Ну, не ломайся!

– Ладно. Уж если вы так просите – так и быть. Одно стихотворение.

Прочитал. Мы говорим:

– Здорово! Может, еще?

– Мы же договорились – одно! Ну, хорошо. Вот вам еще одно… (прочитал, перевел дух). Ну, и еще парочку… (прочитал, прикрыл глаза, откинулся в кресле). У меня тут сложился маленький такой цикл двенадцатистиший…

Дочитал, встал, прошелся по комнате, откашлялся и сказал:

– Вот небольшая такая поэма…

– Поэма экстаза? – спросила одна девушка.

Поэт подумал, что девушка в него влюбилась и кое на что намекает. Сел с ней рядом и стал за ней ухаживать. И вечер пошел своим чередом.

Один знакомый молодой драматург (тоже не вчера) подошел ко мне очень расстроенный.

– Ну, что у тебя? – спрашиваю.

– Пьесу написал. Рецензию получил. Внутреннюю.

– Разругали?

– Хуже. Похвалили! «Автор, с арбузовской глубиной и володинским лиризмом…» Тьфу!

– А ты что хотел? «С шекспировской мощью и мольеровским сарказмом»? Или «с островской сочностью и чеховским подтекстом»? – засмеялся я. – Или, пуще того, «с беккетовским абсурдом и уильямсовским отчаянием»?

– И ты туда же! – обиделся он, повернулся и пошел своей дорогой.

Пьесу, кажется, так и не поставили.

Или поставили, но это уже совершенно не важно.

1. Хороший разведчик никогда не мстит предателям. Он вербует новых агентов. Писатель должен плевать на тех, кто его не любит, не ценит, ругает в прессе или не пишет хвалебных рецензий и вообще в упор не видит. Количество эмоций ограничено. Чем больше их уйдет на злобу – тем меньше останется на сочинения. Лишние эмоции лучше потратить на приобретение новых друзей, чем на месть старым врагам.

2. Хороший разведчик не просит визитную карточку у важных людей. У хорошего разведчика важные люди сами просят визитную карточку. Писатель не должен предлагать себя, но должен вызывать интерес к своей персоне и своим сочинениям.