Страсть под запретом - Карла Кэссиди

Не говоря ни слова, Элизабет вставила ногу в стремя и легко вскочила в седло. Ей досталась белая кобылка, а Эндрю посадили на молоденького, но спокойного пегого жеребца.

— Итак, вперед! — воскликнул Ричард, первым выезжая из конюшни.

Ослепительно яркое солнце не спеша подбиралось к зениту, по небу плыли легкие белоснежные облака, а листва тихо и мелодично шелестела, повинуясь малейшим капризам прохладного ветра. Их лошади неспешно трусили по довольно широкой тропе, фыркая и покачивая головами.

— Чудесный денек, не правда ли?! — ни к кому конкретно не обращаясь, воскликнул Талбот.

— Согласна, — улыбнулась Элизабет, а Ричард и Эндрю с энтузиазмом закивали.

Какое-то время все ехали молча, наслаждаясь пейзажем. Мастерски приноровив бег своего гнедого коня к веселому шагу молоденького скакуна Эндрю, Ричард заметил:

— А зимой мы с тобой непременно вернемся сюда, чтобы вылепить гигантского снеговика. Как тебе такая идея, сынок?

— Отлично придумано! А потом мы напишем заявку в Книгу рекордов Гиннесса и непременно прославимся.

Элизабет (и не только ей одной) было отрадно видеть, что в его карих глазах — в последнее время немного грустных и настороженных — наконец-то появилась надежда и уверенность в своих силах. Вот они вчетвером лихо промчались по усыпанному полевыми цветами лугу навстречу счастливому будущему, гостеприимно распахивающему им свои объятия… По крайней мере, ей так хотелось в это верить!

Талбот скакал чуть впереди брата и племянника, и Элизабет впервые могла, не таясь, полюбоваться его гордой посадкой в седле. В его движениях было столько аристократического шарма, что любая женщина, не колеблясь ни секунды, согласилась бы умчаться с ним хоть на край света. Ну почему, почему, глядя на него, она не могла оставаться спокойной и сдержанной?! Кто бы объяснил, зачем ей нужны все эти эмоции и переживания, тем более по отношению к мужчине, с которым у нее, увы, нет будущего?

За грустными размышлениями Элизабет и не заметила, как перед ними вырос величественный холм. После непродолжительного совещания было решено подняться на вершину, откуда наверняка открывался чудесный вид на реку и ближайшие строения. Едва они остановили разгоряченных лошадей и спешились, чтобы немного размяться, Ричард попросил его выслушать.

— В первую очередь я хотел бы поблагодарить вас за то время, которое мы так замечательно провели все вместе, — начал он. — Вы не представляете, как это важно для меня! Знаю, я никогда не был примерным братом, заботливым мужем или требовательным отцом…

— Ричард…

— Нет, Талбот, дай мне закончить! Но, поверьте, я высоко ценю ваши усилия и, наверное, никогда не смогу сполна отплатить вам тем же…

— Ну что ты! — мягко возразила Элизабет, с трудом сдерживая слезы. — Мы ничего не требуем взамен…

— Потому что любим тебя, — закончил ее мысль Эндрю, обнимая отца.

— Спасибо вам, мои дорогие, — растроганный Ричард взъерошил сыну волосы. — У меня для вас есть новость! Лечащий врач очень настаивает на скорейшем удалении опухоли, и я, поразмыслив, выбрал для операции понедельник. Смелый поступок, не правда ли?! Как видите, ваши старания не пропали даром.

— Тебе совсем не обязательно нам что-то доказывать, — проникновенно заметил Талбот, пряча растущую тревогу за легкой улыбкой. — Мы любим тебя таким, какой ты есть.

— Да-да, ты самый лучший папа на свете!

— Вы меня совсем захвалили! Ей-богу, неловко… Кстати, забыл вам сказать: мне придется уехать в Канзас-сити. Только там есть все необходимое оборудование для такой сложной операции.

— Прекрасно. Остановишься у нас.

— Спасибо за приглашение, Элизабет. Очень мило с твоей стороны.

— Пап… — смущенно протянул Эндрю. — Не люблю быть назойливым, но, понимаешь, мне очень надо… Как ты думаешь, на ферме есть… или придется бегать в кусты?

— Поехали! Спросим у хозяев… А вы никуда не уходите, ждите нас здесь! — уже трогаясь с места, добавил он.

Ричард и Эндрю ускакали, а Элизабет осталась наедине с Талботом. И вновь, вопреки здравому смыслу, ее сердце учащенно забилось.

— Похоже, завтра утром мы втроем уезжаем обратно в Канзас-сити. А ты наконец сможешь отдохнуть в тишине и покое, — изо всех сил стараясь не выдать своего волнения, заметила она.

— С чего это ты вдруг решила, что я не рад вашему приезду? — удивился и даже немного обиделся он.

— Нет-нет, что ты. Я имела в виду совсем другое.

— Признаюсь честно: мы с Роуз будем скучать.

Без вас наше с Ричардом холостяцкое жилище быстро станет пустым и… одиноким.

Неожиданное признание Талбота одновременно удивило, обрадовало и испугало Элизабет. Возможно, потому что после неожиданных откровений Ричарда ее одолевали похожие чувства. Элизабет никогда не считала себя сильной женщиной, но жизнь с раздражающим постоянством вынуждала ее играть эту роль — ради Эндрю и Ричарда, ради того, чтобы они не теряли уверенность в завтрашнем дне, которую она сама, к сожалению, уже очень давно не испытывала…

— О, Талбот… — вот и все, что она смогла сказать в ответ, глядя ему прямо в глаза и отчаянно борясь с захлестывающей ее сентиментальностью.

Талбот смотрел в ее прекрасные темно-голубые глаза, полные слез, и не знал, что предпринять. С одной стороны, он чувствовал, что она нуждается в нем ничуть не меньше, чем он в ней, но и отрицать тот факт, что одно-единственное неосторожное прикосновение может повлечь за собой серьезные последствия, было бы глупо.

В конце концов, правильное решение пришло само собой, на уровне интуиции. Талбот нежно, как брат сестру, обнял ее. И тут Элизабет, совсем по-детски уткнувшись лицом в его теплую байковую рубашку, неожиданно расплакалась.

— Ну-ну, не надо плакать. Успокойся. Этот кошмар скоро закончится, обещаю… — умоляюще шептал он, поглаживая ее по голове, но слезы все катились и катились по ее щекам, а изящные плечи чуть вздрагивали от едва сдерживаемых рыданий.

— Прости. Прости, пожалуйста, — всхлипывала она. — Я не хочу… оно само… рвется наружу…

— Пустяки! Тебе не за что извиняться, — тихо отвечал он, крепко держа ее в своих объятьях, желая разделить с ней все сомнения, печали и тревоги.

Постепенно ее рыдания становились все тише и тише, вот, уже совсем успокоившись, она сделала шаг назад — и он послушно разжал руки:

— Ну как? Стало легче?

— Да, спасибо. Но мне все еще страшно…

— Я уже говорил тебе, что при одной мысли о том, что нам всем еще предстоит пережить, меня просто бросает в дрожь?

— В прошлый раз ты выразился лаконичнее, но, думаю, суть от этого не меняется… — заметила Элизабет и, бесконечно удивляясь собственной смелости, нежно погладила его по щеке. — Твоя неожиданная поддержка тронула меня до глубины души. Правда-правда! А у тебя есть кто-то, кому можно поплакаться в жилетку в такие минуты?