Записки Клуба Лазаря - Тони Поллард

Изгиб на ленте оставила карточка, на которой Брюнель написал слова благодарности. Ничто не могло ускользнуть от взгляда полицейского. Но у меня не было настроения поздравлять инспектора с его удивительной наблюдательностью.

— Я не знал, что полицию интересует моя личная жизнь.

Тарлоу повесил шляпу на место.

— Я не собираюсь обсуждать вашу личную жизнь, доктор, но хочу предупредить — будьте осторожны. Человек, совершивший эти преступления, очевидно, интересуется хирургией и общается с проститутками. Вы же не хотите, чтобы люди сделали неправильные выводы?

Его доводы показались мне более чем убедительными.

Подарок Брюнеля не только доставил мне небольшие неприятности с полицией, но и служил напоминанием о печальной судьбе тех людей на верфи, которые получили тяжелые повреждения, работая на него. Через Уильяма я узнал, что некоторые из них все еще находились в больнице Святого Климента на Майл-Энд. Убедив себя, что мои мотивы носят исключительно профессиональный характер и мне просто хочется узнать, как происходит заживление травм, что было отчасти правдой, я решился нанести им визит. Но существовали и другие причины для этого поступка — я все еще переживал из-за тех событий и хотел удостовериться, что мое вмешательство действительно помогло людям. А возможно, я просто хотел потешить свое самолюбие за счет чужого несчастья.

Мне не хотелось в очередной раз злить сэра Бенджамина, и я совершил эту экскурсию в свободные от моих обязанностей часы, в один из тех редких дней, когда я мог распоряжаться временем по собственному усмотрению.

Закутавшись шарфом от зимнего мороза, я взял кеб. В больнице Святого Климента я попросил санитара проводить меня к дежурному хирургу, но тот был занят, и меня отвели прямо в палату, где находились пациенты. Больница напоминала место, где я работал: те же ряды кроватей вдоль серых стен, только помещение было меньше, чем в больнице Святого Фомы. Некоторые палаты не превышали размером моего кабинета, но даже в них умещалось с дюжину кроватей. В общей палате стояло около сорока коек, и все они были заняты. Одни пациенты сидели и разговаривали с соседями, другие спали или находились без сознания. С момента происшествия на верфи минуло уже несколько недель, и лишь двое из пострадавших все еще оставались в больнице.

Санитар подвел меня к мужчине, сидевшему на кровати. Его спину подпирала плоская подушка. Я узнал в нем рабочего, который был контужен при падении. Синяки еще не сошли с его лица, но уже заметно побледнели, и кожа начала приобретать нормальный цвет.

Я представился, и он с благодарностью пожал мне руку.

— Рад вас видеть, доктор. Мне сказали, что, если бы вы не подоспели так быстро, я сыграл бы в ящик. Меня зовут Уолтер. Уолтер Тернер.

— Как вы себя чувствуете, Уолтер?

— Неплохо, сэр. Меня выпишут через пару дней. Мне кажется, я провел в постели целую жизнь. Хотя неизвестно, смогу ли снова работать. У меня сломаны бедро и обе ноги. К тому же пострадало легкое. Моей старухе это совсем не нравится. Ей придется больше работать, чтобы мы не померли с голода.

— Мне грустно слышать об этом.

— И все же дела у меня не так плохи, как у Фрэнка, — указал он на кровать в противоположном углу комнаты. — С тех пор как нас сюда привезли, он все время спит. Бедолага. Он здорово стукнулся головой.

Я посмотрел на неподвижно лежавшего Фрэнка, его голова была забинтована, и он ни разу не пошевелился, словно уже умер.

— Компания оказала вам помощь?

— Думаю, нам немного заплатят, хотя им это явно не по душе. — Он нагнулся и потер ногу, а затем с горечью добавил: — Иногда мне кажется, им было бы выгоднее, если бы мы все погибли и о нас можно было бы забыть.

— Но это не первое подобное происшествие?

— Нет, разумеется. С тех пор как мы начали работать над этим треклятым кораблем, погибло уже, наверное, десять человек, и еще больше было ранено. Знаете, я видел, как раненые ждали больше часа, пока кто-нибудь снизойдет до того, чтобы отвезти их в больницу. Этих проклятых боссов больше волнует вышедшее из строя оборудование, чем раненые люди. — Он замолчал и снова посмотрел на Фрэнка. — Как говорит моя жена, нельзя приготовить пирог, не разбив яиц. А вот мистер Брюнель молодец: рисковал так же, как и мы, — я уважаю его за это.

— Не помню, чтобы его тоже подбрасывало в воздух, — сказал я, вспоминая, как Брюнель сразу после трагедии настаивал на возобновлении спуска корабля.

— О нет, ему тоже многое пришлось пережить, — пробормотал Уолтер.

Меня заинтриговали его слова, но я видел, что Уолтеру требуется отдых, поэтому попрощался с ним и ненадолго задержался у постели Фрэнка. Слова Уолтера про яйца и пирог заставили меня вспомнить высказывание мисс Найтингейл о цене прогресса. Неужели эти изувеченные люди были той ценой, которую нам приходилось платить?

Я уже собирался уходить, но столкнулся с доктором, который как раз начинал обход. После того как мы представились друг другу, он с удовольствием обсудил со мной состояние пациентов. Как я и предполагал, его прогнозы насчет состояния Фрэнка были неутешительными. Череп был серьезно поврежден упавшей на него балкой, и даже если бедняга выживет, то утратит часть умственных способностей. Меня также огорчило, хотя совсем не удивило известие о том, что Уолтер никогда не сможет заниматься физическим трудом. Они оба оказались теми самыми разбитыми яйцами.

Пока мы беседовали, мое внимание привлек еще один человек, вошедший в палату, в рабочей куртке. Подбитые гвоздями ботинки стучали по деревянному полу, он прошел между кроватями и остановился у изножья постели Уолтера. Они о чем-то заговорили, но я был слишком далеко, чтобы расслышать. Я подумал, что это один из рабочих, приятелей Уолтера, пришел проведать его, и вернулся к беседе с доктором. Краем глаза я заметил, что новый посетитель перешел от кровати Уолтера к Фрэнку. Как и я, он постоял там немного, а затем направился в нашу сторону. Но когда он подошел ближе к двери, я с удивлением узнал в нем Оккама — молодого франта из Клуба Лазаря. Его глаза закрывал козырек потрепанной кепки, а стройная фигура была облачена в костюм, который, казалось, вытащили из тележки старьевщика.

Сначала у меня возникло естественное желание подойти и поздороваться, однако его внешний вид был настолько экстравагантным, что я изменил свое решение и предпочел спрятаться за доктора, надеясь, что Оккам меня не заметит. С какой стати человеку, безусловно богатому и знатному, одеваться как простому рабочему и делать вид, будто он один из них?

Моего коллегу, разумеется, удивило мое поведение, пока я прыгал перед ним, наклоняясь то в одну, то в другую сторону, поэтому я предпочел побыстрее завершить разговор и удалиться. Ориентируясь по стуку ботинок Оккама, эхом разносившемуся по коридору, я последовал за ним и вышел на улицу. Оккам шел медленно, явно никуда не спешил и, казалось, чувствовал себя вполне комфортно в одежде рабочего. Он остановился лишь один раз, чтобы купить пакетик с каштанами, и принялся есть их прямо на ходу, выбрасывая на мостовую скорлупу, которая трещала у меня под ногами, когда я наступал на нее.