Багряная империя. Книга 2. Клинок из черной стали - Алекс Маршалл

Его последнее представление продлилось недолго. Мерзкие обезьянособаки повалили Марото на землю и продолжили избиение. Следует признать: как только он перестал сопротивляться, побои тут же прекратились, а когда Марото застонал и начал харкать кровью, его подняли с земли и унесли в джунгли. Он успел заметить, как вожак и тот монстр, что изображал самого Марото, исполнили победный танец, тряся задницами и торжествующе выкрикивая:

– Марото, да! Марото, да!

Дальше стало еще хуже. Даже общими усилиями монстры не могли поднять варвара высоко над землей, и он постоянно бился то головой, то задницей о корни и поваленные деревья. Его доспехи – потертый жилет и юбка из полос кожи – слабо защищали от шипов и колючек. Выждав подходящий момент, Марото попытался вырваться, но добился лишь того, что его снова избили, а когда он обмяк, понесли дальше сквозь заросли и сырые лощины, пока не спустились в темный грот, переходящий в пещеру, куда не проникал солнечный свет. Воздух сделался затхлым, теплым и соленым, трескотня похитителей эхом отдавалась от невидимых стен, а тяжелый звериный запах, исходивший от этих подобий человека, мешал сосредоточиться. К тому же Марото теперь колотился башкой не о замшелые бревна, а о твердый известняк.

Если все закончится каким-нибудь торжественным обедом в честь дорогого гостя, Марото согласится считать дурное обращение своеобразным обрядом инициации. Но на это мало надежды.

Прошло тысячелетие, прежде чем они снова выбрались на солнце, и еще целый век, пока глаза Марото привыкали к яркому свету. Наконец он разглядел синее небо и зеленое море, над которым монстры раскачивали его взад-вперед. Их намерения были предельно ясны.

Тут в Марото проснулся демон. Уж если суждено умереть, то, драть твою мать, глупо не прихватить с собой двух-трех палачей.

Но было уже поздно. Едва он собрался укусить чью-то волосатую лапу, как чудища отпустили его. И Марото взлетел в небеса.

Лишь на несколько секунд. Затем притяжение поймало его в свои сети – и выступ крутой скалы исчез из вида, вместе с толпой смеющихся и танцующих обезьяноподобных монстров. Невеликая милость, но Марото принял ее с благодарностью. Он падал так быстро, что ветер свистел в ушах, и все же варвар попытался перевернуться в воздухе, чтобы не удариться о воду животом, как в прошлый раз. То, что ему хватило времени на этот маленький подвиг, не предвещало ничего хорошего, совсем ничего… И когда Марото перевел взгляд с нагромождения скал к бегущим навстречу волнам, у него все еще оставалось в запасе несколько секунд, чтобы подумать о неизбежной смерти.

Он мог вспомнить всю свою жизнь, взвесить все победы и поражения, оставшись наедине с собой перед самым концом.

Вместо этого он очистил голову от любых мыслей, закрыл глаза и сделал мощный вдох. В глубине души Марото так и остался оптимистом.

Упав в ту мелкую лужу, он чувствовал себя так, будто ударился о камень: больно, но терпимо. На этот раз падение ногами вперед в морскую воду сильно походило на удар кувалдой по пяткам. Опускаясь все глубже в волны прибоя, Марото был уверен, что его ноги раскрошились, точно куриные косточки в зубах истосковавшегося по еде обжоры. Наконец он открыл глаза и увидел, что его затянуло на такую глубину, куда не проникали лучи солнца. Как это символично, Марото Свежеватель Демонов, что ты нашел себе местечко, недоступное для света. Теперь, когда погружение замедлилось, весь вопрос в том, успеешь ли подняться на поверхность, прежде чем разорвутся легкие?

Узнать это можно было только одним способом. Руки и ноги дрожали от напряжения, воздух готов был вырваться из груди еще в самом начале долгого подъема на поверхность. Варвар старательно отгонял мысли о чудовищах, которые наверняка скрываются в чернильной мгле, однако успеха в этом деле не добился. Что-то больно царапнуло щеку, и Марото, не имея другой возможности, просто укусил, надеясь тем самым отпугнуть от попыток дальнейшего сближения. Его зубы сомкнулись на гладком обломке то ли дерева, то ли кости, и он еще крепче сжал челюсти, потому что, оказавшись в полной жопе, человек будет цепляться за любую соломинку – по крайней мере, пока не убедится, что и она бесполезна. Этот предмет, чем бы он ни был, оказался не очень большим, и Марото сосредоточился на более важном деле, продолжая отчаянно пробиваться к поверхности. Легкие едва не лопались от напряжения, но, к счастью, руки и ноги пока слушались, пусть и неохотно. Разумеется, он может утонуть, но, даже если этим все и кончится, обидно погибать из-за какой-нибудь дурацкой ошибки.

Второй раз за это утро Марото ощутил, как воздух и солнечные лучи касаются его мокрой кожи. Он жадно вдохнул сквозь зубы, не выпуская изо рта нежданную добычу. Скосив глаза, обнаружил, что из всех бесчисленных сокровищ, что таятся в морских пучинах, ему досталась курительная трубка, из которой при выдохе вырвался фонтанчик раскисшего тубака и прочей грязи.

О, как приятно смотреть на скалы и понимать, что там остались не только обезьяноподобные твари, едва не убившие его, но и еще кто-то, ненароком подаривший новую трубку… Но будет еще приятней подумать о своей удаче на твердой земле. Оглядевшись, он обнаружил, что дальше скалы плавно переходят в черный пляж, и, продолжая мягко, но надежно сжимать зубами роговой мундштук, поплыл к берегу.

Плыть пришлось дольше, чем рассчитывал Марото, и он со страхом ожидал появления зубастой пасти, или цепкой клешни, или чересчур знакомого щупальца. Но наконец коснулся песка онемевшей рукой, затем другой. Волна откатилась, оставив обессиленного варвара лежать на берегу. Убедившись, что не сможет встать на ватные ноги, он двинулся дальше. Так и полз, не видя перед собой ничего, кроме черного грунта и разбросанных повсюду морских ракушек, пока прибой не перестал щекотать пятки. И тогда Марото растянулся, тяжело дыша, на теплом песке, казавшемся мягким, как подушка. Безучастно оглядев берег, он заметил синих крабов, черных чаек и прочие намеки на пищу, наполнившие сердце голодного бродяги радостью и надеждой. Несмотря ни на что, назло всем, Марото снова ухитрился спасти свою шкуру, когда уже ни боги, ни демоны не могли помочь ему.

– Такое не каждый день увидишь, – долетели откуда-то издали слова на непорочновском языке.

Перед глазами Марото внезапно появился сапог, и он понял, что его здоровое ухо прижато к песку. Вторым сапогом его перевернули на спину, так что теперь он хотя бы мог нормально слышать. Жмурясь от яркого солнца, Марото разглядел одетую в лохмотья девушку и еще два силуэта у нее за спиной. Он попытался заговорить, но смог только выпустить одну струйку смешанного с грязью песка из трубки, которую все еще держал в зубах.

– А дела-то наши идут на лад! – воскликнула девушка, оглядываясь на спутников. – Смотрите, как мило! Этот уродливый водяной вернул мою потерянную трубку!

Сидя в роскошной палатке Дигглби, Пурна вертела в руках трубку с пузатой, как бочка, чашкой и рассматривала две большие буквы, выгравированные на мундштуке твердой рукой: «М» и «С». Это была живая история: Кобальтовая королева вырезала трубку для своего капитана в те времена, когда Пурна еще не познакомилась с Марото… когда дороги старых друзей еще не разошлись. Сердце обливалось кровью, стоило только подумать, как тщательно Пурна разработала операцию, чтобы снова соединить их, восстановить былую привязанность, и все лишь для того, чтобы самой же и вызвать окончательный разрыв.