Убийство под микроскопом: записки судмедэксперта - Марк Фурман

А как же труп, на котором около пятидесяти ударов в разные части тела – голову, лицо, грудь, живот?

Прошло четыре долгих дня в суде, с полным отрывом от работы. Лишь на пятый день около полудня дошла, наконец, очередь и до меня.

Оба адвоката с завидным упорством, как футболисты в решающей кубковой игре, перекатывали друг другу «мяч», уводя «его» (то есть суть дела) от остального состава суда.

И дело тут не в стороне обвинения. Оба адвоката с завидным упор ством, как футболисты в решающей кубковой игре, перекатывали друг другу «мяч», уводя «его» (то есть суть дела) от остального состава суда. Поначалу мне задали около двадцати вопросов, после их оглашения последовал еще десяток, хотя обычно защита задает все, их интересующие, сразу. Такая тактика сделала процесс резиновым, растянула его. Ведь только на изложение ответов ушло почти два рабочих дня.

* * *

Постепенно отношение защиты к происходящему, весь этот фарс, передалось и обвиняемым. Они начали чувствовать себя действительно «невиновными», тоже стали заявлять об отводах, задавать нелепые вопросы, один глупее другого. Тот, что повыше и моложе, – Перевалов, прямо глядя мне в лицо и не отводя глаз, спросил, например: «А вы, гражданин эксперт, сколько раз бывали в судах? Наверное, тут впервые.»

Что ж, предельно пустой вопрос. Но надо ответить. Говорю, что в судах судмедэксперты бывают часто, за долгую службу в судебной медицине несколько сот раз, наверное, наберется. Но это все равно как утверждать, что небо синее, трава зеленая, а день сменяется ночью. Чувствую себя неловко, будто приходится говорить полную ерунду.

Судья объявил очередной перерыв. И мы с прокурором направились на ту отдаленную лестничную площадку, о которой я упоминал в начале.

…Итак, мы курили в перерыве, минут на двадцать отключившись от процесса. Помню, обменивались какими-то общими новостями: что-то о книгах, что-то о политике, немного о футболе. Тогда-то к нам снизу, и тоже с сигаретами, присоединились адвокаты. Я не утверждаю, что они подошли сознательно, возможно, им тоже просто потребовалась сомнительная никотиновая разрядка.

Минута, другая прошли по-деловому. Все спокойно курили в воцарившемся неловком молчании. И тут одна из адвокатов, та, что постарше, со стажем, изящно обернувшись, сказала прокурору:

– В конце концов, Виталий Андреевич, эта Белова – ангел что ли? Алкоголичка, воровка. Ну били, ну убили. Наши же подзащитные еще молоды, им жить и жить, возможно, образумятся. Смягчитесь вы, откажитесь от обвинения. Говорят, что даже волки в лесу делают нужное дело, что они санитары природы. Гнилую траву с поля вон. Вот и эти двое тоже вроде санитаров для общества.

Прокурор, как-то криво усмехнувшись, бросив недокуренную сигарету в урну, начал спускаться вниз. Я с десяток секунд пребывал в полном смятении, нечто вроде психологического нокдауна. Придя в себя, произнес несколько фраз, за точность их не ручаюсь, но смысл был приблизительно такой: «А как же справедливость, неотвратимость наказания? И зачем тогда этот суд, экспертизы, показания и, извините, ректальная температура, чтобы установить точное время, когда наступила смерть Беловой? Что, общество может таким образом, фактически закрывая глаза, бороться со своими пороками? И когда оно – насилие – шло на пользу, ведь жизнью человека не дозволено распоряжаться никому, пусть даже жертва, как вы выразились, не ангел…»

Я с десяток секунд пребывал в полном смятении, нечто вроде психологического нокдауна.

Впрочем, последние слова я автоматически отстреливал впустую, в обшарпанные казенные стены. Адвокаты ушли, попросту говоря, смылись. Лестничная площадка опустела. И лишь едва уловимый аромат духов напоминал о происшедшем поединке.

Сказать, что я целый день ходил под впечатлением произнесенных адвокатом слов, значит ничего не сказать. Они и сейчас, когда уже вступил в силу приговор, тихой траурной мелодией звучат во мне, стоит лишь на минуту представить себе: двое парней два дня подряд избивают женщину, добивают в конце концов до смерти и после суда обретают свободу. Чем они займутся потом?

Однако, рассказывая эту историю, вспоминая о позиции защиты на суде и ВНЕ его, я ни в коей мере не хотел бросить даже подобие тени на профессию адвоката как таковую. Защитник – безусловно, ключевая фигура любого процесса, особенно уголовного.

Тогда, казалось бы, к чему ворошить прошлое, вспоминая этот давний случай? Позиция обвинения поддержана судом – «санитары» осуждены. Но была же, была за кулисами процесса та, устремленная ввысь, прокуренная глухая лестница. Хранящая профессиональную драму и тайну поединка… Не зря еще в Древнем Риме говорили: «Advocatus clei, Advocatus diaboli», что означает: «Можно быть адвокатом Бога и адвокатом дьявола».

Интуицию я представляю себе как способность по отдельной части, по подробности, по одному какому-либо свойству восстановить картину целого.

К. Паустовский

Есть в юриспруденции такое понятие – насильственная смерть. Это убийство, самоубийство и несчастный случай. Теоретически любое из уголовных дел, связанных со смертью человека от различных орудий – острых, тупых, огнестрельного оружия – можно вписать в этот треугольник. На практике все намного сложнее. Есть множество примеров, когда следователям и экспертам, несмотря на их усилия и самоотверженность, так и не удавалось до конца раскрыть тайну магического треугольника. Бывает, однако, что опыт и талант этих людей оказываются выше средних профессиональных величин. Тогда ларчик открывается удивительно легко. Вот как раз такой случай.

* * *

Перебирая в памяти различные эпизоды, связанные с работой, вспоминается история, которую я впервые услышал от одного из коллег, Александра Седова. Несколько лет спустя в поздней беседе за чашкой кофе об этом же событии мне поведал Владимир Стрелков, бывший юрист, журналист одного из популярных столичных изданий. Всякий раз, когда я кому-то рассказываю об этом случае или просто вспоминаю его, исключительность, необычность его захватывает меня, как и тогда, когда я впервые услышал о нем. Кстати говоря, Александр Седов и Володя Стрелков по сей день не знают друг друга, но это скорее оказалось счастливым обстоятельством, так как из уст двух не знакомых друг другу людей я узнал совершенно разные подробности одного и того же события.

Если вы москвич или человек приезжий, но хорошо знающий столицу, то без труда представите себе один из переулков Старого Арбата. Там в одном из домов в трехкомнатной квартире на четвертом этаже жила семья Федора Спиридоновича Серова. Глава семьи после демобилизации работал в каком-то министерстве, его жена, Антонина Анатольевна, вела прием неподалеку в районной стоматологической поликлинике, а сын Игорь учился в шестом классе одной из московских школ. У мальчика была отдельная комната, окно которой выходило в крошечный дворик, казавшийся островком среди окружающих его каменных громад.