Резистент - Милена Оливсон

Парень медленно оборачивается, но по росту и так ясно, что это Адам. В руке у него дымящаяся сигарета. Он порывается ее спрятать, но понимает, что я уже все увидела, и вместо этого лениво затягивается. Я застываю в дверях.

– Э-э, привет… Что ты делаешь в женском туалете?

– Разве не видишь? Курю. Сюда реже заходят, чем в мужской.

– Не думала, что ты куришь, – говорю я и тут припоминаю, как от него пахло табаком в день, когда я симулировала тошноту.

– Не болтай об этом, ладно?

– Ладно… а курение запрещено?

– Разумеется. Только многие все равно курят. И алкоголь проносят. На это иногда закрывают глаза.

Не знаю, что сказать. Меньше всего мне хотелось застать в туалете Адама. А он не спешит уходить, так и стоит, докуривая свою сигарету и выпуская ртом клубы дыма. Туалет весь пропах табаком. Да, отличное место: зайти сюда могу только я или Алиса, которая и сама курит, так что сдать его некому.

– Почему не спишь? Завтра будешь сонной тетерей, – говорит Адам, облокачиваясь на раковину. В слабом свете из коридора его лица почти не разглядеть, а включить лампочку я почему-то не решаюсь.

– Не спится.

– Это Алиса, да? Знаю, она вечно не спит по ночам. Она с тобой говорила?

– О чем?

– О чем-нибудь.

– Ну, перекинулись парой слов. Почти не говорим.

– Жаль, что другой комнаты для тебя не было.

Надо же, сочувствует мне. И с чего это?

– Завтра будете стрелять, – сообщает Адам.

У него странный голос, какой-то заторможенный. Вообще он странный. И не уходит. Делать нечего: включаю свет.

Обнаруживается, что Адам в одних только спортивных штанах. В футболке он казался как-то меньше. От света он щурит глаза, потом бросает сигарету в раковину и заливает водой. От его идеальной осанки не осталось и следа. Вразвалочку, сгорбив спину, он шагает к двери, отстраняя меня рукой, и я слышу запах алкоголя. Так вот в чем дело. Терпеливо дожидаюсь, пока Адам выйдет, запираю дверь. Похоже, он не очень пьян: говорит разборчиво. Помню, Артур после распределения так напился, что товарищи его домой на руках несли. Мы иногда смеемся, вспоминая тот вечер. От Адама я такого не ожидала.

Но раз он может покупать сигареты и алкоголь – значит, ему позволяют выходить? Ну да, он ведь может открыть любой замок. Мне тоже потом разрешат так гулять? Тогда я смогла бы чаще навещать Ба и Артура. А еще купила бы себе всякой ерунды – не сигарет, конечно, а что-нибудь красивое в комнату или нормальных книжек, а то здесь только атласы с поганками. На это можно надеяться, пока никто не знает, что я – абсолютный Резистент. А если Агата им скажет? Тогда путь в город мне заказан, как и на разведку. Но если бы она планировала меня сдать, разве уже не сделала бы это?

Когда я возвращаюсь в комнату, там уже тихо. Алиса мирно посапывает в кровати. Укладываюсь в постель и засыпаю с кучей мыслей – о стрельбе, о сигаретах и об Адаме.

Я собираюсь на утреннюю тренировку, когда входит Бернев и велит одеться в свою старую одежду. Меня везут к Ба. Со мной отправляют одного парня из службы охраны, снова сажают в фургончик без окон. Мне нельзя знать, как проехать к Центру. Мы трясемся в машине около часа, и я схожу с ума от скуки.

Ба поселили в пансионате на краю города. Хорошее место: чисто, тихо, есть медики и сиделки. Ба сидит в кресле на веранде, кто-то заботливо накрыл ее колени пледом. Она плачет, когда узнает меня, белесые слезы стекают в канавки морщин под ее глазами. Не похоже, что ей здесь плохо живется, но одиноко – это точно. За нами никто не следит, никто не стоит над душой, как я боялась. Я рассказываю Ба о том, что теперь умею лазать по скалам и немножко – драться. Она ничего не понимает, конечно, но ей приятно, что я просто что-то говорю. Дома я часто читала ей, надеясь увидеть отблеск понимания в глазах, но потом смирилась с тем, что Ба абсолютно не важно, что именно я говорю. Она немного реагирует на смену интонации, на эмоции в голосе, но не более. Так что рассказываю я скорее для самой себя, просто чтобы не молчать.

Мне разрешают побыть с ней пару часов, а потом забирают назад в Центр. Если путь к Ба был скучным, то обратный – просто невыносим. Я приезжаю как раз к обеду. Сегодня многие ездили к семьям, но большинству не разрешили зайти домой, позволили только встретиться в больнице. А еще я – единственная, чей разговор с Ба не слушал охранник. Они боятся, что мы расскажем родственникам лишнего.

– Мама так плакала, – говорит Ната, – но зато ей разрешили приходить ко мне на работу в больницу.

– А ты? Как встреча? – спрашиваю я Гарри. Тот поднимает на меня раздраженный взгляд.

– Я никуда не ездил. Мне не к кому.

– О… извини. Я не знала.

– Перестань, давай без этого, – но я вижу, что он весь на нервах от этого напоминания. Должно быть, рос в приюте. А я даже не спросила у него ни разу, хотя рассказывала о своей семье и даже об Артуре. Внезапно я догадываюсь, откуда он знает Лизу: наверняка она тоже сирота и выросла в приюте. Мне хочется напомнить Гарри, что мои родители вообще-то тоже умерли, но я тактично помалкиваю. Тяжело, наверное, быть абсолютно одному в целом свете, когда даже не с кем ждать редкой встречи.

Послеобеденная тренировка – в «Уране», в комнате, где мы еще не были. Ее называют галереей – я сначала подумала, что придется на картины смотреть. Но это тир. Комната длинная, узкая; толстые стены обиты чем-то вроде резины, на дальней от нас – мишени в виде человеческих силуэтов и обычные, круглые. На входе мне, Гарри и Адаму выдают наушники и очки с желтыми стеклами. Я оружия в руках не держала, но надеюсь, что сейчас у меня проснутся невиданные способности.

– Сегодня будем стрелять из винтовки, – сообщает Адам. – Это не сложно, но важно сразу заучить правильное положение тела и технику стрельбы.

Адам долго рассказывает о том, каким оружием мы будем пользоваться, как его перезаряжать, где хранить запасные магазины. На время разведки каждый из нас получит специальный ремень с кучей карманов.

– Зрение хорошее? – спрашивает Адам.

– Да, – киваем мы с Гарри; правда, у меня как раз зрение не очень. Остается надеяться, что витамины доктора Агаты успели помочь.

– Ладно, берите оружие, – он кивает на две винтовки, прислоненные к стене, – и становитесь возле планок.

Я беру винтовку в руки – тяжелая и непонятная, она кажется слишком длинной, чтобы ее было удобно держать. А уж носить такую махину – совсем не вариант. Но Адам давно сказал, что в длинные походы обычно дают пистолет.

Становлюсь у планки, поднимаю винтовку к глазам.

– Стой, – Адам возникает за моей спиной, – развернись боком. Теперь корпус чуть налево, щекой упрись в приклад. И задержи дыхание перед выстрелом.