Резистент - Милена Оливсон

Спускаюсь в холл «Урана» после утренней тренировки (снова стрельба) и вижу Агату. Она знаком зовет меня за собой. На ней не медицинский костюм, а обычная униформа Резистентов, видимо, чтоб не привлекать внимания. Мы идем к зданию, где живут все работники Центра.

– Знаешь, Вероника, – говорит доктор задумчиво, – я все-таки не зря спросила, когда погибла твоя мать. Одиннадцатое июля. Пятнадцать лет назад. Так?

– Так, – недоумеваю я.

– Пойдем, кое-что покажу.

Я уже привыкла не задавать ей вопросов: все равно не скажет больше, чем планирует. Мы поднимаемся на второй этаж в зеркальном лифте, идем по коридору. Агата стучит в одну из комнат.

– Да, входите! – раздается из-за двери девичий голос. Дверь открывается, и я вижу то, что ожидала увидеть меньше всего.

Маленькая аккуратная комната с одной кроватью, обои в цветочек, ситцевые занавески. На кровати сидит, поджав под себя ноги, Ната. Волосы собраны в пучок на затылке, на коленях разложена толстенная книга. Другая девочка сидит на полу, сложив ноги по-турецки. Ничего необычного: светлые в рыжину волосы, худенькая, с узким лицом, очки в тонкой оправе.

– Привет, – здороваюсь я. Ната удивленно кивает.

– Занимаетесь, девочки? – говорит Агата. – Я принесла вам книжку, о которой говорила.

Она извлекает из сумки большую книгу с анатомическим рисунком сердца на обложке. Девочка с улыбкой забирает книгу и тут же начинает листать.

– Спасибо, доктор Агата!

– А я как раз собираюсь провести осмотр нашей новой разведчицы, – Агата подмигивает мне. – Ну, не буду вас отвлекать.

– Мы вам только рады! – уверяет девочка. Агата закрывает за собой дверь.

Я все еще не задаю вопросов, хотя и понятия не имею, что это было. Она привела меня сюда, чтоб показать, как Ната занимается вместе с новой подружкой?

– Девочка в очках – Лина, – говорит Агата, когда мы выходим из здания, – ты ее рассмотрела?

– Ну… в какой-то мере.

– Я давно занимаюсь ею. Она – дочь господина Бернева, но не того, с которым ты знакома, а его брата. Тот тоже здесь работает, руководит охраной. Но она ему не родная. Он удочерил Лину, потому что ее мать умерла в родах. И было это одиннадцатого июля. Эта девочка – первый обнаруженный абсолютный Резистент. Я думаю – почти уверена – что Лина приходится тебе сестрой.

Это перебор. Я еще как-то справлялась с остальными новостями (а ведь все, что говорит Агата, понемногу разрушает мои представления о мире), но теперь просто в отчаянии. Не бывает такого. Это уже слишком крутой поворот.

– Но моя сестра не была бы сиротой, – хрипло возражаю я. – Мой отец тогда был жив-здоров, бабушка тоже. Они забрали бы ребенка.

– Не знаю, что тогда произошло. Возможно, здесь не все чисто и по закону. Но посуди сама, бывают ли такие совпадения: дата рождения, похожая судьба, да еще и абсолютная Резистентность?

– Нет. Но…

– Я выясню все в ближайшие дни. Подниму записи в родильном отделении, поищу свидетельство о смерти ребенка.

Хочу ли я иметь сестру? Ответ – да. Возможно, мне ее всегда не хватало. Я чувствовала пустоту после смерти отца, и будь у меня сестра, может, все было бы по-другому. Проще. А сейчас, когда я одна, совсем без семьи в этом Центре, она нужна мне тем более. Но я хочу сестру, а не незнакомую девочку, которую впервые вижу. Даже если окажется, что мы сестры по крови, – она уже другой человек, нас воспитывали в разных семьях. Я никогда не смогу стать ей настоящей сестрой.

– Не нужно, – уверенно говорю я, – не нужно ничего выяснять. Это ведь ничего не изменит.

– Твое право, – сразу соглашается Агата. Мы входим в «Солар», идем в ее кабинет. Здесь – никаких разговоров о сестрах. Агата делает вид, что осматривает меня, задает вопросы о моем здоровье, а сама молча дает мне маленький черный рюкзак на коротких лямках. Я не представляю, как скрывать его до экспедиции и во время нее. Потом, конечно, можно будет сунуть на дно большого походного рюкзака, но до тех пор придется придумать, как спрятать в комнате. Спрятать от Алисы.

Доктор Агата выжидает немного и возвращает меня в «Нептун». Заходит к Гарри и забирает на осмотр его. А ведь я осталась без осмотра, обязательного перед каждой вылазкой. Возвращаюсь в комнату. Прикладываю ухо к двери, убеждаюсь, что Алисы нет. Быстро вытряхиваю все из шкафчика, заталкиваю туда рюкзак и заставляю бутылочками с дезодорантом, шампунем и мылом. Все равно видно. Если я буду открывать ящик при Алисе, она может заметить. Похоже на паранойю. Ну, черный рюкзак, и что? Все равно убираю принадлежности для душа и вместо них закрываю рюкзак книгами – атласом с ядовитыми растениями и недавно полученной «Историей Пентеса». Вот теперь – не разглядишь. Дверца ящика закрывается с усилием, внутри теперь совсем тесно.

Отхожу к Алисиной кровати, поглядываю на ящик: не открывается ли? Вроде ничего. И что я так переполошилась? Последнее, что можно заподозрить, если ящик откроется, – опасные вещицы для сбежавших из города. А что там? Я не посмотрела, даже в голову не пришло. А теперь любопытство просто пожирает изнутри. А вдруг там что-то опасное, что нужно носить осторожно? А я запихнула его в ящик, сто раз сдавив и перекрутив. Вдруг что-то испортила? Теперь неважно: достать его из шкафчика – целое дело.

Алиса в такое время не появляется. Я спокойно иду на обед, но мыслями все время возвращаюсь к посылке. Рюкзак не очень тяжелый, так что там точно не кирпичи, – вот и все, что я поняла. Что там может быть? Какие-нибудь ключи к Центру? Или костюмы Резистентов, чтобы проникнуть незамеченными? Сама понимаю, что догадки наивные.

– Как обследование? – интересуется Ната, еще не дожевав свой рис.

– Что? А, все хорошо. По-прежнему здорова.

– Волнуешься перед разведкой?

– Не очень, – на самом деле очень.

– А ты как? – она оборачивается к Гарри.

– Отлично, в предвкушении, – пожимает плечами Гарри, – мы тут уже засиделись. Нас учат целой куче вещей, но в основном они нам не понадобятся. Это ведь даже не разведка на самом деле. Просто вылазка. Взять немножко земли и воды оттуда и вернуть сюда – проще некуда.

– Они не стали бы учить вас стрелять и драться, если не было бы потребности, – справедливо замечает Ната.

Чем больше я узнаю о наружном мире, тем больше понимаю: в походе может произойти что угодно. Нападение дикарей, людей из коммуны, зверей, в конце концов. Но с нами Адам. Думаю, он легко устранит всех их вместе взятых. Мое отношение к Адаму сильно изменилось в тот день, когда я застала его в женском туалете. Он все же обычный человек со своими недостатками – вот что я тогда поняла. А потом оказалось, что он дерется и стреляет так круто, что я и не представляла. Я принимала Адама за обычного зануду, но сейчас почти восхищаюсь им, пусть характер у него и чересчур нордический. Он абсолютно спокоен и невозмутим, не смеется и не шутит, я вообще плохо представляю, о чем он думает. А вот тогда, ночью в туалете, я чувствовала другое. Он был будто… в отчаянии. Словно другим человеком подменили.