Исцеление от травмы. Как справиться с посттравматическим стрессом и вернуться к полноценной жизни - Кэти Мортон

пойдет не так, поэтому тебе нужно проверять и перепроверять, всё ли в порядке, а принимать решения в таких условиях представляется невозможным. Каждый день испытываешь боль и ожидаешь новую травму, а значит, неизбежно испытываешь из-за этого чрезмерную тревогу. Иногда ты производишь впечатление человека со скверным характером или же того, кто не умеет справляться со своими эмоциями, но на самом деле такое впечатление создается в силу того, что ты пытаешься жонглировать огромным количеством мыслей и эмоций, связанных с прошлым опытом, и стараешься предугадать, каким может быть исход возможного развития событий. А если башня в Jenga падает, ты уверен, что это твоя вина, потому что ты старался учесть все вышеперечисленное.

Мне нравится такое объяснение и аналогия с игрой Jenga. Когда сознание до такой степени занято тревогами и страхами, именно регуляция эмоций позволяет отличить ПТСР от КПТСР. Точь-в-точь как в рассказе моего подписчика: «иногда ты производишь впечатление человека со скверным характером или же того, кто не умеет справляться со своими эмоциями…». Стараться совладать со всем тем, что происходит в вашей голове, и постоянной чрезмерной тревожностью непросто и крайне утомительно. Если задуматься, в периоды, когда мы устаем или не можем справиться с происходящим, мы так или иначе становимся более эмоциональными и оказываемся не в состоянии воспринимать спокойно и ответственно взлеты и падения, которые преподносит нам жизнь. Мы можем казаться слишком несдержанными или чересчур чувствительными, когда тонем в воспоминаниях, тревогах и попытках все предусмотреть, чтобы не пострадать снова.

Сложности с регуляцией эмоций могут оказать негативное влияние и на отношения. С одной стороны, мы можем неожиданно вспылить, думая, что защищаем себя от возможных страданий и боли. Не исключается и повышенная раздражительность, ведь большую часть дня нам приходится бороться со своими мыслями, воспоминаниями и тревогами. А когда кто-то обращается к нам за помощью или огорчается из-за чего-то, что мы сделали, мы можем и сорваться. С другой стороны, многие мои подписчики рассказывают, что стараются самоизолироваться и считают это способом справиться с тем, что с ними происходит, поскольку так они сталкиваются с меньшим количеством триггеров, а значит, могут лучше себя контролировать. В таком случае никто не спрашивает, как у них дела или почему они такие неразговорчивые; а значит, можно направить всю свою энергию на создание порядка в мыслях и ощущениях, которые обрушиваются на них каждый день.

В прошлой главе мы говорили о диссоциативной амнезии и о том, почему воспоминания о травмирующем опыте бывают разрозненными и их может быть сложно полностью восстановить. Такой симптом проявляется и у клиентов с КПТСР; при этом степень выраженности диссоциативной амнезии может быть более глубокой. Многие мои клиенты и подписчики прикладывают большое количество усилий, чтобы вспомнить хоть что-то о своих травмах, некоторые же сообщают, что, пережив новое печальное событие, полностью утратили воспоминания о более раннем. Мне приходилось неоднократно сталкиваться с такими ситуациями на практике: у клиентов определенно наблюдаются симптомы КПТСР, но при ответе на вопрос, приходилось ли им переживать нечто неприятное или пугающее, они не могут вспомнить ни одного подобного случая. Кажется, что мозг прячет ранящие воспоминания от нас самих, чтобы мы могли продолжать жить своей жизнью, не обременяя себя болью и страданиями. Мне довелось убедиться на практике, что такие воспоминания таятся в глубинах памяти или подавляются сознанием до тех пор, пока клиенты не начинают себя чувствовать в большей безопасности и не становятся готовы открыться и поговорить о том, что с ними случилось. Как только мы понимаем, что нам ничего не угрожает, знаки, симптомы и обрывки воспоминаний дают о себе знать, побуждая нас заняться их проработкой.

Тебя никогда не покидает ощущение, что с тобой что-то не так, но ты не можешь понять почему. Кажется, что ты не в себе, потому что бурно реагируешь на совсем незначительные события. В каком-то смысле, поняв, почему такое происходит, чувствуешь, что становишься еще эмоциональнее, но все меняется, когда узнаешь, как справляться со своими триггерами.

КПТСР может стать причиной выраженного недоверия другим людям. Если нам неоднократно причиняли боль и, возможно, источником боли становились разные люди в течение всей нашей жизни, нам становится непросто принимать в свою жизнь кого-то нового. Не говоря уже о том, что, имея в прошлом опыт настолько ужасных и разрушающих отношений, нам может казаться, что мы в принципе неспособны разбираться в людях. КПТСР уничтожает способность доверять самим себе и окружающим, заставляя считать, что с нами что-то не так, и с этим последствием КПТСР справиться сложнее всего. Мы часто думаем, почему мы просто не можем быть как все, двигаться вперед и жить нормальной жизнью. Иногда мы даже полагаем, что сделали нечто, что могло стать причиной всего того, что с нами произошло.

Еще одна отличительная черта КПТСР — искаженное восприятие абьюзера или того, кто причинил нам вред; это мог быть родитель или опекун, супруг или даже тот, кого мы считали своим другом. Если мы приобрели травмирующий опыт в раннем возрасте, нам может быть сложно понять, как кто-то мог нас ранить и при этом говорить, что любит нас. Подобные противоречия способны привести к развитию эмпатии к абьюзеру, желанию получить его внимание и, вероятно, даже влюбленности в того, кто причинил нам вред. Я знаю, как сложно осознать нечто подобное, но в детстве и юности самым важным является формирование привязанности и близости. Если в этот период нас подвергают насилию и при этом говорят, что именно это и является проявлением любви, внимания и родственной близости, мы этому верим. Психолог Патрик Карнс называет такую эмоциональную связь «травматической привязанностью». Считается, что причиной ее появления является сильный страх, ужас и стремление выжить[21].

Даже если у нас не формируется привязанность к абьюзеру, мы стараемся логически обосновать его поступки, полагая, что он, возможно, не хотел нам навредить или, вероятно, мы сами виноваты в том, что с нами произошло. Не могу сосчитать, как часто я слышала фразы вроде этой: «Через какое-то время я перестал сопротивляться, поэтому считаю своей виной то, что это продолжало происходить со мной снова и снова». Нам сложно понять, что, если мы не можем сопротивляться или выбраться из сложившейся ситуации, нам не остается ничего, кроме как замереть до того момента, как травмирующий опыт закончится. Такое состояние не только заставляет нас ощущать беспомощность и страх, но и может привести к появлению стыда и чувства вины. Именно так и сказал мой подписчик: «А если башня