Жить дальше. Автобиография - Ирина Безрукова

Учеба в театральном никогда и ни для кого не была легким делом. Студенты училищ обычно в своей альма-матер буквально живут, днюют и ночуют. И мы не были исключением. Бесконечные репетиции, бесконечная учеба. Мне пришлось максимум времени уделять сценической речи. Избавиться от этого самого пресловутого говора оказалось ой как непросто. А еще смущала дисциплина под названием «Сценический бой». Все эти фехтования, постановочные драки и кувырки давались очень непросто, даже несмотря на то, что в школе я занималась легкой атлетикой.

При этом мне надо было еще успевать как-то зарабатывать себе на жизнь, поскольку содержать меня было некому. Бабушка уже не могла кормить нас с сестрой, да и у меня и в мыслях не было сидеть на ее шее, а у Оли, хотя мы и жили все вместе, уже была своя семья. Я устроилась работать в канцелярию Ростовского училища искусств, и в мои задачи входило перепечатывать приказы и прочую документацию. Как только в учебе или репетициях образовывался перерыв, я мчалась в красный уголок, где мне выделили кусочек стола, хватала печатную машинку и принималась по ней стучать. Отдыха у меня не было вообще никакого и никогда. Даже поесть не успевала. Слава богу, за квартиру мы общими усилиями к тому времени уже расплатились, несколько последних взносов я выплатила из своей зарплаты, когда еще работала на заводе. Но тех 40 рублей, которые мне платили в канцелярии, на жизнь, конечно, не хватало. Впрочем, мы все тогда так жили, это ни для кого не было новостью. Парни, чтобы выжить, ночами грузили или разгружали вагоны, некоторые девочки мыли аудитории и подъезды. Я печатала. Все изворачивались, как могли. Есть мы не успевали, даже если и были на это деньги. Я брала с собой яблоки и бутерброды и могла есть их, только одновременно печатая, у меня не было другого времени на еду.

Со второго курса я начала играть в театре. Был в ростовском академическом театре такой спектакль, назывался «Айболит-86» – мюзикл, перелицованный из знаменитого фильма «Айболит-66», где все артисты пели и плясали. Я там была занята несколько лет подряд, и у меня, в отличие от остальных, даже не было дублирующей актрисы. Спектакль был пластический, а у меня на тот момент, благодаря моему учителю пантомимы, была просто отличная подготовка.

Еще один спектакль, в котором я принимала участие, сейчас, к счастью, уже нигде не идет и идти не может. Такие пьесы «на злобу дня» ставились во всех театрах Советского Союза по разнарядке, независимо от уровня театра, и в Ленкоме, и в ДК шарикоподшипникового завода областного центра. Они должны были пропагандировать советский образ жизни и клеймить тех, кто не хотел жить по заветам партии. Уровень драматургии роли не играл, там обычно была совершенно адская смесь главных героев, от Ленина и Сталина, до работников труда, и стахановцев, и колхозников, и деклассированных элементов. В спектакле, в который ввели меня, действовали двуличные молодые люди, которые пытались сбить с пути истинного молодую чистую героиню. Внешне они были такие правильные комсомольцы, говорили грамотные слова, списанные с какой-то агитки, клеймили Запад и восхваляли социалистический строй, а когда она познакомилась с ними поближе, оказались гнилой фарцой, перепродавали друг другу джинсы, преклонялись перед Америкой и творили сплошной разврат. Когда меня знакомили с моей героиней, мне сказали: «Это роль на сопротивление». И мне было очень интересно попробовать изобразить барышню, которая погружена в пучину разврата (по мнению драматурга, написавшего пьесу, такая девушка слушает Битлов, пьет вино и – о ужас – даже обнимается при всех со своим парнем). За время студенчества я умудрилась сыграть в общей сложности порядка 250 спектаклей.

Несмотря на то, что к тому времени бабушка уже поняла, что актеры – это не «ледачи мужики», несмотря на всю ее любовь к Вячеславу Тихонову, к моему актерству она относилась все еще настороженно. Но один эпизод изменил ее отношение к выбранной мною профессии. Однажды к нам в театр приехало телевидение – делать репортаж о мюзикле «Айболит-86». Съемочная группа работала на сцене, а я стояла неподалеку, за кулисами. И вдруг на меня направили камеру. Я приосанилась. Мне задали вопрос – я ответила. Мои одногруппники расценили это как мой звездный час. Еще бы, я только на втором курсе учусь, а уже на центральном ростовском телевидении мелькаю. А спустя несколько дней, когда бабушка сидела на стуле, прикованная к экрану, в ожидании, когда закончатся новости и начнутся ее любимые «17 мгновений», я услышала знакомый голос. И не сразу поняла, что голос этот мой и раздается он из телевизора. Я подошла к бабушке и вижу, что она внимательно смотрит на свою внучку, которая в костюме, освещенная ярким светом, что-то вещает важно. Она ничего не сказала. Никак не откомментировала это событие. Но смотрела на меня в телевизоре, не отрываясь, и у нее увлажнились глаза. А следом за этим репортажем на экране возник Тихонов, и начались приключения Штирлица. Бабушка поняла, что ее внучка делает что-то действительно важное, раз появляется на экране рядом с ее кумиром. И больше вопросов о том, правильно ли я выбрала свой путь, она не поднимала.

А на спектакль ко мне бабушка так и не пришла. Сестра приходила несколько раз, приводила племянника, и трехлетний Сашка, обнаружив меня на сцене, на весь зал кричал: «Тётя Ила! Тётя Ила!» Мне стоило огромного мужества не кивнуть ему, не засмеяться и вообще никак не отреагировать, когда сестра пыталась усадить его обратно в кресло. А вот бабушка так и не увидела меня на сцене. Помню, когда я отправилась поступать в столичный вуз, она посмотрела на меня грустно и вздохнула: «Вот ты уедешь туда, в свою Москву, поступать, а я тут умру». И очень обрадовалась, когда я оставила свои попытки и обосновалась в Ростове.

День, когда бабушки не стало, я помню очень хорошо. Это случилось 23 февраля 1987 года. Я тогда училась на втором курсе, и мне предложили заработать немного денег – провести дискотеку в самом крупном концертном зале Ростова, во Дворце спорта. Это было грандиозное мероприятие, но на репетицию отвели всего один день. Мы с моим коллегой и соучеником по училищу Владимиром Стукановым пробежались по тексту, отыграли все, как надо, а едва репетиция закончилась, я тут же побежала в больницу – меня нашли и сообщили, что бабушка там. «Готовьтесь к худшему, – сказал мне доктор, – у нее обширный инсульт, и вряд ли она придет в сознание». Проведя в больнице почти сутки, я отправилась вести этот развеселый вечер. Ведущего на замену найти уже никто бы не успел, и я не могла так подводить людей. Изо всех сил старалась, чтобы никто ничего не заподозрил – я же профессионал! Отвела один концерт. И когда пришла в гримерку на перерыв, мне сообщили, что бабушка умерла.

А впереди был еще такой же концерт. Выхода у меня не было – только собраться и довести дело до конца. Как я стояла на сцене и что говорила – я не помню. Когда закончился второй концерт, и режиссер пришел ко мне в гримерку и сказал: «Ну вот видишь, второй раз у тебя получилось даже лучше, чем в первый! Такая ты была веселая и жизнерадостная, просто молодец», – я кивнула и рухнула без сознания прямо ему под ноги.