Российский бутерброд - Геннадий Смирнов

Все они, безусловно, обязаны Иван Иванычу, кто-то больше, кто-то меньше. Кого-то он сам лично назначил и, несмотря на массу допущенных его ведомством, а значит, им лично, «косяков», до сих пор держит на месте. Должна быть благодарность? Должна. Хотя не исключено, что вместо этого, он, по долгу, так сказать, службы пытается говна какого-нибудь нарыть. Сам? Инициативно? Вряд ли. Детский сад какой-то. Давно всем известно, что у нас эти западные штучки – компроматы – не «пляшут». Это только в кино косят людей пачками из-за какой-нибудь дискеты или бумажки. Сколько их на каждого лежит! Библиотеку Ленина можно заполнить. Пусть лежат, может пригодятся, когда дальневосточные воеводы китайцам весь лес сбагрят по дешёвке. Всё это ерунда и можно не особо обращать внимания, чуть что и сам лесорубами будет командовать, а то и деревья валить. Хуже, что они с Василь Васильичем одной крови. Другому тоже, вряд ли можно доверять. Придав однажды, придаст и дважды. Когда тесть на него «наехал» с помощью В.В. – сразу перебежал, стал в верности до гроба клясться, только бы не раскассировали. Пока вроде клятву свою держит, но случись что. Когда тот же тесть «продавливал» его на должность, наверняка, тоже клялся-божился. Оставался Альберт Альбертыч, которому Иван Иваныч доверял больше всех не только из этой троицы, но и из всего списка наиболее приближённых. Он мог бы сразу остановиться на нём, но хотел ещё раз убедиться в своей правоте и прозорливости. Альберт зарекомендовал себя, – как пишут в, разного рода, характеристиках и представлениях на должности, звания и награды, – исключительно с положительной стороны. Основной его заслугой Иван Иваныч считал бескомпромиссность и смелость, можно даже сказать, – храбрость в деле (рука так и тянется написать «строительства коммунизма») конструктивной критики исполнительной власти. Несмотря на то, что в деле с подписанием флотского договора совет Альберт Альбертыча оказался, мягко говоря, не совсем соответствующим существующим реалиям и ближайшим перспективам в экономической части двусторонних отношений с юго-западным соседом, Иван Иваныч решил однозначно в его пользу.

Через какое-то время где-то в Ново-Огарёво или в одних из Горок Альберт Альбертыч получил такое предложение, от которого был не в силах отказаться, даже если бы оно ему совсем не понравилось. Всё было обставлено и сделано так, что шаг назад означал шаг в пропасть, из которой было бы уже не выбраться даже при помощи всех имеющихся у него дипломов, учёных степеней и иностранных наград. Во всей стране, да что там в стране, во всём мире он стал единственным, кого посвятил – в общих чертах – Иван Иваныч в свои замыслы. И сейчас, с его помощью и при непосредственном участии, надо было разработать, хотя бы приблизительный план их реализации.

Альберт Альбертыч, в принципе, разделял мнения и убеждения шефа, искренне пытающегося модернизировать общественно – политическую и экономическую жизнь страны, утвердить, насколько это возможно в России в обозримой перспективе, обычную, а не суверенную демократию. Он полностью поддерживал потуги Иван Иваныча в борьбе с коррупцией, его требования по усилению исполнительской дисциплины среди чиновничьей братии, стремление возродить рыночную экономику и прочее. Он совершенно бескорыстно готов был с головой окунуться в эти процессы, справедливо полагая, что в новом качестве, которое ему обещано за лояльность и участие, сможет работать в этом направлении более эффективно. Однако, при всём таком бессребничестве, он ни в коем случае не собирался сам отказаться от возможности воспользоваться служебным положением, – как говорится, – в личных целях. Нет, конечно, не брать взяток, а так, безобидно помочь бизнесу жены, например, или компании товарища, как это делается сейчас всеми, кто имеет такую возможность. Они составляют тот слой населения, который априори не должен так поступать и все делают вид, что так оно и есть. А чтобы не просто делали вид, но ещё и верили, придумали такую игру – «веришь-не веришь». Для того, чтобы в этой игре участвовать, (если не хочешь – накажут) надо всем показать специальную бумажку. Если ты веришь, что можно купить особняк на Рублёвке или, хотя бы, на Лазурном берегу, за сумму, к примеру, в три миллиона рублей, написанную в бумажке, – значит, ты проиграл, потому что нельзя. А если не веришь, – всё равно проиграл, потому что это ничего не меняет.

Как упоминалось выше, вопрос для Альберт Альбертыча: «Быть или не быть» не стоял, однако даже в этих условиях он не мог не учитывать некоторую нерешительность своего шефа, его неспособность добиваться безукоснительного выполнения своих решений и указаний, что выливается в декларативность его намерений и прожектёрство. Правда, в последнее время, в поведении Иван Иваныча стали отмечаться какие-то бонапартистские замашки, нет, скорей наклонности, замешанные на волюнтаризме. Взять, хотя бы, непонятно откуда появившуюся нелюбовь к часовым поясам, зимне-летнему времени. Чем-то знакомым попахивает, типа поворота течения сибирских рек. Понятно, пусть лучше народ беспокоят эти, с позволения сказать, проблемы, чем неудержимый рост цен на энергоносители и отсюда по логической цепочке – всего остального. Однако, вместо того, чтобы горячиться, можно было ещё больше занять население, объявив, например, референдум по временному вопросу. Тут же проявление заботы о гражданах, а это у нас дорогого стоит.

От того, что спать теперь будут меньше, работать больше вряд ли будут, потому что спать будет хотеться, опять же больше будет свободного времени, значит больше будет соблазнов совершить что-нибудь эдакое… после чего уж точно труды праведные будут не в радость. Тем не менее, – «дело сделано и нечего об этом рассуждать» – говаривали турки, отрубив голову не тому, кому следовало. Если же обратиться к нашей истории, то можно увидеть, что волюнтаризм у наших руководителей был в чести и совсем не мешал им занимать свои посты довольно долго.

Виртуальное время, как уже отмечалось ранее, ведёт себя совершенно непредсказуемо. Того и гляди прыгнет куда-нибудь в неопределённую сторону, ищи потом себя там в дебрях прошлого или каком-нибудь другом измерении. Поэтому, пока оно, хоть и непривычно быстро, не удостаивая своим вниманием некоторые события, движется вперёд, следует незамедлительно действовать.

В один из ясных солнечных дней последнего месяца лета жители почти одной шестой части суши привычно просыпались, каждый в своём часовом поясе, под звуки национального Гимна. И каждый думал о своих насущных проблемах: кого-то волновал не прекращающийся рост цен, кого-то некачественные жилищно-коммунальные услуги, кто-то мучительно распределял прожиточный минимум, упорно не желая соглашаться, что от перемены мест слагаемых сумма не меняется. Кто-то накручивал телефон, чтобы записаться на приём ко всем врачам в районную поликлинику, а кто-то пытался прокручивать в голове вчерашнее и с ужасом понимал, оглядывая пустые углы незамысловатого жилища, что сегодня так хорошо не будет. Но, ни они, ни даже те, кого волновали гораздо более серьёзные вопросы от цен на нефть и котировок акций на всех существующих мировых биржах до стоимости яхт и футбольных клубов, – можно смело утверждать – не знали и не подозревали, что уготовано им ещё с вечера.

Именно в этот вечер Альберт Альбертыч собирался освободиться пораньше, однако визит к Иван Иванычу, внёс неожиданные коррективы. Участившиеся в последнее время встречи руководителя со своим помощником, многие из которых проходили в неформальной обстановке, не могли не обратить на себя внимания со стороны соответствующих людей Василь Васильича. Как они не старались, выяснить достоверно, о чём говорили эти двое, ничего не получалось. Все беседы, которые могли бы представить интерес, проходили вне помещений, а обширная территория загородных резиденций и специальное оборудование, размещённое вдоль прогулочных дорожек, сводили на «нет» усилия даже самых мощных и современных направленных микрофонов. Этот информационный вакуум вкупе с мерами предосторожности и конспирации, которые использовал Иван Иваныч в ходе встреч со своим помощником, начинали нервировать Василь Васильича, увеличивая и без того не малую подозрительность, возникшую у него после разногласий по флотскому договору и не совсем адекватного, при этом, поведения Иван Иваныча. Василь Васильич копчиком чувствовал, что за его спиной что-то происходит или что-то готовится. Если бы это имело место год назад, он даже не обратил бы на это внимания, но сейчас совсем другое дело. Самое безобидное, что приходило в голову – подготовка очередного наезда на его, как он сам это называет, правительственный пул. Хотя и здесь начинает просматриваться система, а это уже не может не настораживать. В то же время, если предположить что-то масштабное – это вряд ли, потому что кроме Альберта, Иван Иваныч ни с кем так систематически не общается. Альберт, так же, не замечен в постоянстве отношений с кем-либо из иерархов. Проскакивала мыслишка прикрыть его на какое-то время, на всякий случай, но слишком он близок к телу, не получится. Попробовать через семью, так те все на островах, а из Лондона, как известно, выдачи нет. Да что, собственно, они вдвоём могут сделать? Государственный переворот? В чью пользу? Он и так сидит, – выше не бывает. Действительно, как интересно у нас всё устроено, с самого начала государства. Один человек, не Бог, а всего лишь человек, наделён практически неограниченной, чуть ли не божественной властью и силой. Менялись эпохи и режимы, но самое главное – власть – оставалась такой же и процесс её передачи мало изменялся. Конечно, вводились некоторые институты, призванные показать, что это не так или не совсем так. Но не Боярская Дума, не первая, не последующие Государственные, как ни старались, этого сделать не смогли. В этом вопросе у нас получается как в том анекдоте про советскую промышленность. Какое сырьё в производственную линию не загружай, на выходе всё равно получишь автомат Калашникова. Как бы то ни было, но накануне того необычно тёплого для короткого московского лета дня, Альберт Альбертыч вновь встретился с шефом на одной из ближних дач. Солнце скатывалось за чудом сохранившийся лес, становилось уже по-осеннему прохладно. Лёгкий туман забирался за воротник пиджака и вызывал неприятный озноб, заставлявший больше думать о чашке горячего чая и мягком кресле у камина, нежели о серьёзных государственных делах. Иван Иваныч, зябко поёживаясь, предложил собеседнику сделать ещё один кружок по периметру участка, после чего пройти в дом для продолжения разговора. Альберт Альбертыч при этом некорректно взглянул на часы, чем вызвал недоумение шефа по поводу его, неуместной сегодня, торопливости. Тем более что дома его никто не ждал, а вот возле дома вполне могли поджидать. Поэтому Иван Иваныч, учитывая важность момента, решил не рисковать и тоном, не терпящим возражений, сообщил помощнику, что торопиться тому незачем, ибо, сегодня придётся поработать подольше. Чтобы ни у кого не возникло ненужных вопросов, его машина с водителем через пол часика поедет на дачу, где и останется до утра.