Ванильный вкус поцелуя - Кэтрин Спэнсер

— Рада за тебя! — ответила Вивьен. — Расстояние очень сказывается на отношениях, и вам с Матео нужно больше быть вместе.

— Ты знаешь обо мне и Матео? — Стефани открыла рот от изумления.

— Не удивляйся так, моя дорогая, — мягко промолвила бабушка. — Да, твоя мать знает. И отец тоже знал бы, если бы видел немного дальше своего аристократического носа. Знаешь ли ты, что твое лицо начинает сиять как новогодняя елка, как только упоминается имя Матео.

— Все не совсем так, как ты думаешь, — попыталась оправдаться Стефани. — На самом деле мы не так… близки.

— Не надо перед нами притворяться, дорогая, и не волнуйся — твоя тайна останется тайной. — Вивьен легонько похлопала ее по плечу. — Но, прошу тебя, не веди себя так, как я. Не дай своим мечтам высохнуть и умереть лишь потому, что тебе не хватает смелости осуществить их.

— Ты никогда не говорила так раньше, мама!

— Потому что мне всегда хотелось любой ценой сохранить мир. Только недавно я поняла, что это мне очень дорого стоило. Если ты, Стефани, не будешь бороться за то, что тебе нужно, ты тоже закончишь, как я — окажешься слишком старой, чтобы что-нибудь исправить.

— Пока ты дышишь, Вивьен, ты не старая, — живо заметила Анна. — Брюс стал ленивым и самодовольным, но в этом есть и твоя вина: ты легко разрешила ему высокомерно с тобой обращаться. Возможно, если бы ты вела себя по-другому, сейчас Стефани не пришлось бы хранить свою любовную связь в тайне.

— Это совсем не связь, бабушка, — возразила Стефани.

— Называй это как угодно, милая девочка, но я все вижу. У нас с твоим дедушкой любовь длится почти семьдесят лет. Сможешь ли ты сказать то же самое, когда будешь в моем возрасте?

Стефани знала ответ на бабушкин вопрос. Матео жил в ее сердце все эти десять лет, и, похоже, будет в нем вечно. Нужно посмотреть правде в глаза. Острая боль от любви к нему, которая со временем стала притупляться, возобновилась с удвоенной силой, как и жгучее желание, не оставлявшее ее ни на секунду.

Она желала быть с Матео, слушать его, смотреть на него, прикасаться, лежать в его объятиях, принимать своим телом, делить с ним мысли, мечты… список был бесконечным. Плохо, что все ее желания отравлены страхом.

— Так ты пойдешь сегодня вечером? — Мать лукаво смотрела на нее.

— Да, — ответила Стефани, — пойду.

Увидеться с ним в последний раз. Объяснить, что у них не может быть будущего. Попрощаться. Все это весомые причины. Разумные причины.

Стефани сразу поняла, что он ждет ее. Во дворе у калитки горел керосиновый фонарь. Она прошла в гостиную, освещаемую лишь свечами. На кофейном столике в ведерке со льдом охлаждалось вино. Матео оделся не так, как обычно. На нем были льняные брюки и белая хлопчатобумажная рубашка. Ее подвернутые рукава резко оттеняли загар.

— Я рад, что ты пришла. — Он поднялся ей навстречу.

— Я пришла только поговорить, — предупредила она.

— Конечно.

Матео обнял ее. Знакомое возбуждение овладело ею, и женщине отчаянно захотелось, чтобы он ее поцеловал.

— Я серьезно говорю, Матео, — задыхаясь, промолвила Стефани и высвободилась из его объятий. — Я действительно хочу только поговорить.

— О чем?

— О нас и о причинах, из-за которых мы не можем так продолжать.

— О каких точно?

— Хотя бы об этой — каждый раз, как у нас есть возможность, мы бросаемся друг на друга, как голодные собаки.

— Голодные собаки? — Матео поднял брови в молчаливом упреке. — Это так ты описываешь нашу любовь?

— Ну, не совсем.

— Тогда как?

— Ну, было очень мило, но…

— Мило?

— Больше, чем мило, — торопливо поправилась она. — Я буду с тобой честной, Матео. Для меня было бы очень просто сегодня снова лечь с тобой в кровать. Но я не стану этого делать, потому что это неудобно, неразумно.

— Неудобно? — Мужчина в недоумении уставился на нее. — Стефани, cara, неудобными бывают ботинки, разумны правильные вложения, а также хорошая диета и занятия спортом. Но я не подозревал, что занятия любовью подпадают под эту категорию. Я всегда понимал это как незабываемое, приятное и даже, иногда, ни с чем не сравнимое действо. Но в тот день или ночь, когда я стану смотреть на это как на нечто разумное, я уйду в ближайший монастырь и дам пожизненный обет целомудрия.

— Возможно, «разумно» не слишком подходящее слово, — признала Стефани. — Наверное, мне следовало сказать «целесообразно». Нецелесообразно, чтобы мы вступали в половую близость.

Матео какое-то мгновение продолжал смотреть на нее, а потом расхохотался. В этот момент де Лука был просто неотразим, поэтому Стефани строго сказала:

— Я не шучу, Матео. Нереально полагать, что мы сможем закрыть десятилетнюю брешь в отношениях, если бросимся в кровать.

— А как же ты предлагаешь сделать это?

— В том-то все и дело. Мы не сможем. Если бы мы жили близко друг от друга и делали бы это постепенно.

— И разумно.

— Да, — с вызовом подхватила она. — Смейся, сколько хочешь, но иногда требуется благоразумие.

— Согласен, Стефани, ты абсолютно права.

— Действительно сейчас лучше все закончить, пока кто-нибудь из нас слишком не увлекся.

— В самом деле! — согласился Матео, милостиво решив не уточнять, кто.

— В конце концов, мы прожили десять лет, не давая друг другу о себе знать, а сейчас в течение нескольких дней совсем забыли о причинах, из-за которых у нас не сложилось в первый раз, и продолжили с того места, на котором остановились.

— Совершенно верно.

— В нашем возрасте непростительно повторять ошибки.

— Совершенно непростительно, — согласился он.

— Ну вот, теперь, когда мы все прояснили, можно закрыть дверь в прошлое и расстаться друзьями.

— Можно? — Матео усмехнулся. — Кого ты хочешь убедить, Стефани? Меня или себя?

— Тебя, конечно!

— Но для этого вовсе не надо было приходить сюда. Вчера я дал ясно понять, что следующий шаг твой, поэтому сегодня тебе ничего не надо было делать. Я бы понял.

— Я подумала, что лучше поговорить с глазу на глаз.

— Согласен, о'кей. Ты сделала то, зачем пришла. — Он положил руку ей на талию, повернул ее и бесцеремонно выставил во двор. — Спасибо и спокойной ночи!

Чувствуя себя совершенно несчастной, Стефани дошла до калитки и в нерешительности остановилась.

— Что-то не так, Стефани?

Она обернулась. Матео стоял, прислонившись к двери. До чего же он красив!