Вчера, позавчера… - Владимир Алексеевич Милашевский

Фуражка — это паспорт!.. И у каждого технического профиля свой цвет кантика.

Поль Веронез, то есть светло-зеленый — у путейцев! Это — гвардия технического мира, постройка железных дорог, приморских доков, тут уж денежки к рукам солидные прилипают.

Горняки и технологи — синий кант.

У гражданских инженеров — темно-малиновый.

У электротехников — желтый.

Иди и узнавай по цвету кантиков «кто есть кто». Даже состояния денежные можете подсчитывать!

Инженеры после Октября крепко держались за свои фуражки с бархатными околышами и за свой кастовый кант на форменных сюртуках и фуражках! Не могли с кантиком на фуражках расстаться и до 30-х годов!

— А ну-ка! Завернем в пассаж! — говорю я своему другу по обучению архитектуре Виталию. — Там сейчас, с часу до трех, — самые красивые девушки! Сенаторские девушки!

Пассаж — это самые дорогие магазины ювелиров и торговцев драгоценностями! Тут что ни магазинчик — то миллионы!

В витринах выставлены сверкающие изделия мастеров этого дела. Колье, кулоны, перстни! Ночью — особая охрана этого пятачка — проход с Невского на Михайловскую площадь. Вооруженные револьверами, ну и собачки со своими целеустремленными и напряженными глазами! Полный свет в магазинах!

Днем же этот пассаж наполнен хорошо одетой публикой. «Сенаторские девушки» одеты очень модно и со вкусом. Тут и варшавские польки, и рижанки. Они тихо, с некоторым достоинством, в одиночку или вдвоем с подругой останавливаются перед витриной ювелира.

Незаметно подходит солидный господин с бобровым воротником на вороте шубы. Упитанное лицо и бородка с проседью. Это один из высших чинов министерств или член Государственной думы, семья которого где-нибудь в Астрахани или в Иркутске.

И когда нет посторонних и у витрины они одни, он говорит красотке:

— Я полагаю, что этот рубиновый кулон (какая работа!) очень подошел бы вам, мадемуазель!

— Да, он мне нравится, но для меня иметь его — это безнадежно, я только любуюсь им!

— Да полноте! Вам с вашей красотой все доступно! «Schönheit ist eine grosse Macht», — как говорят немцы. Красота — это великая сила!

— Можете не переводить. Я полунемка, полулатышка!

Ну, далее адрес и номер телефона.

Да, девушки нарядны и красивы, но, вероятно, хищницы изрядные. Это — самое высокое место свиданий, знакомств. Каждый день с часу до трех! Не будет же член Государственной думы рыскать ночью по Невскому!

Девушки почти не подкрашены или подкрашены «по-светски». Словом, «товар лицом».

— Пойдем отсюда, Виталий. Это не для нас. Ты же не сможешь подарить, для начала знакомства, вон той высокой блондинке кулон из хорошо подобранных рубинов…

Мы вышли на Невский.

А! Газетный киоск! Новый номер «Сатирикона».

Киоскер с доброй улыбкой:

— Пожалуйте! Пожалуйте! Хороший рассказ Аверченко и большое стихотворение Саши Черного! — доверительно сообщил он мне.

На первой странице рисунок Реми — «идейный»! Я никогда не любил художника Реми! Очень уж заделанный, зарисованный. Искусство не «брызжет» непосредственностью! Что это? Не проданная еще «Речь»? Ах, сегодня среда, говорю я про себя.

— Пожалуйте послезавтра, в пятницу!

— Да? — удивлен я. — Откуда вы знаете, что меня интересует?

— Помилуйте! Я сразу вижу покупателя… Кому чего надо! Кто берет «Новое время», кто «Биржевые ведомости», кто «Речь», кто московское «Русское слово». Не спрашивая подаю газету! Ну, а вам с такой художественной и артистической внешностью, вам, конечно, наверняка по пятницам «Речь» с фельетоном Бенуа!

Мы улыбнулись. Какие психологи эти торговцы газетами! Город Достоевского!

Что это за толчея, не доходя Садовой?.. Стоят и на что-то смотрят…

Два больших окна магазина отведены под увеличенные фотографии. Это показ «злобы дня», новость в жизни столицы! Это начало того, что потом будет составлять «Окна РОСТА»!

А! Это ведь международный шахматный турнир! Вон седоватый джентльмен, это — король шахмат Ласкер. И… среди этих чемпионов мозговой игры — наш, петербуржский юноша в форме Александровского лицея! Черный мундирчик, золотые пуговицы и треуголка вместо фуражки!

Об этом головном уборе уже позабыла вся Европа. Это — эпоха Отечественной войны 1812 года.

Александр I — «плешивый щеголь», Пушкин — лицеист!

Но петербуржцы привыкли к этим треуголкам, для них это «будний день», а не маскарад.

Мои современники семидесятых годов могут увидеть их только во втором действии «Ревизора». Городничий входит в номер к Хлестакову, держа в левой руке такую треуголку.

Каждую минуту на шахматных досках обозначаются перемены фигур.

— А наш-то, наш-то!.. Вот это ход!

Все симпатизируют «нашему», потому что он — петербуржец, потому что он самый молодой и потому что о нем никто ничего не слыхал!

— Как его фамилия?

— Алехин!

— О! Какой ход!.. Этот лицеистик здорово прижал папашу Ласкера. Большой шахматист будет! — сказал какой-то знаток.