Боярин Осетровский - Константин Константинович Костин

а вот я живу у тети, служу в Разбойном приказе, ловлю преступников. Но ведь, по логике, должен быть какой-то переход, первый момент в новом мире, осознание, гнев-торг-принятие, привыкание… Должен быть. Но я его не помню. Вообще.

Может, я вообще все это выдумал? Может, я на самом деле Викентий? Просто в какой-то момент сошедший с ума и выдумавший весь этот мир двадцать первого века?

Блин, самый удачный момент, чтобы вот это вот все о себе понять. Когда начинается званый пир, от которого многое зависит, и на котором мне нужно не просто сидеть с каменным лицом и гладить кота, а как-то вообще-то реагировать на происходящее.

Так. Викентий… ВИКЕНТИЙ, возьми себя в руки. Сумасшедший ты или нет, откуда взялись эти провалы в памяти, как ты здесь оказался — сейчас это все НЕВАЖНО. Сейчас ты должен сделать так, чтобы пир прошел на пять баллов. И не по стобалльной системе! Собрался! Взял себя в руки! Все рефлексии — потом!

Я набрал воздуха в грудь, медленно выдохнул и, наконец, вернулся из страны Вечной Паники в окружающую меня действительность.

В центре — я, за отдельным столиком, от которого отходят двумя буквами «Г» вправо и влево два стола для гостей.

Уф. По крайней мере, один страх оказался напрасным. Пришли почти все. Из шестнадцати мест, запланированных мною для гостей, заняты… так-так-так… одиннадцать… от двоих приглашенных пришли люди, сообщившие, что эти бояре прийти не смогут по причине их отсутствия на Москве. И нет, признать это за игнор нельзя, я изначально знал, что их может не быть. Я повел пальцем и слуги, бесшумно сновавшие по залу, шустро утащили два лишних стула.

Во избежание возможных споров, кто где сидит и кто перед кем выше, а также любимых на Руси выпендриваний в стиле «Я сяду в самый дальний угол стола, путь хозяин самолично приглашает меня сесть повыше», я провернул один трюк — на спинке каждого стула прикручена, вернее, прибита гвоздями — шурупы в здешние магазины стройматериалов почему-то не завезли — начищенная до блеска медная табличка с выгравированным именем боярина. Распорядитель — в роли распорядителя Ржевский — встречая каждого боярина у двери, с поклоном сообщал, что для него припасено особое, именное, место. Кстати, эта идея была еще одной из причин для внутренней паники, но, к счастью, боярам зашло. Никто не возмущался, все расселись и с любопытством разглядывали стол. Хотя частенько посматривали и на меня… а, нет, не на меня, на оставшиеся свободными места. Один из стульев в центре никого не интересовал, а вот два из тех, что стояли возле меня… Всем, чувствуется, было интересно, кого это там я посчитал выше их?

А еще — всем определенно некомфортно. Иногда то один боярин, то другой бросает быстрый взгляд куда-то вверх, как будто ожидая, что сейчас оттуда на него спикирует вампир. Ну да, ну да — одна из причин, по которой все приглашенные вообще пришли, это репутация терема Сисеевых. Места, где людям грозит внезапная и таинственная смерть. Никто не хотел показать, что он боится того, чего не боится этот мальчишка Осетровский. И, вроде бы, все безопасно… Но опасения никуда не делись.

— Боярин Романов…

О, а вот и последний.

—…сообщает, что не смог прибыть на пир к боярину Осетровскому и в знак своих извинений просит принять бочонок красного меда.

Оп-па. По боярам прошла волна реакции. Все явственно удивились тому, что Романов не побоялся того, что его обвинят в том, что он побоялся. Интересненько…

Я проводил взглядом вышеупомянутый бочонок. Мед, понятное дело, не пчелиный, вернее, не просто пчелиный, так называли хмельной напиток, который с медовухой соотносится примерно так, как пиво с шампанским. Да еще и красный, то есть, самый ценный, выдержанный в бочонке лет двадцать, а то и тридцать.

— Патриарх Филипп!

Слуги утащили лишний стул и вели к его месту престарелого патриарха. Старичку с длинной седой бородой было уже лет сто, наверное, так что в его случае это вот ведение под руки было не данью вежливости, а насущной необходимостью. И не побоялся же…

Так. Народ явно в недоумении — патриарха усадили слева от меня. Для кого же место справа? Кого я считаю для себя выше всех остальных гостей?

— Царевич Иван Васильевич!

Да, блин, вот так вот.

Все молча смотрели за тем, как ко мне подходит высокий юноша в кафтане царского сокольника. Прямо-таки слышался шорох шестеренок, лихорадочно заработавших у всех в головах. КАК? Как этот… Осетровский… набрался наглости пригласить самого царевича? И как тот согласился⁈ На лицах некоторых начинало проступать удовлетворение — бояре определенно понимали, что не зря приняли мое приглашение, раз уж даже сам царевич не побрезговал, то, выпендрившись и не придя, они могли круто промахнуться. Разве что боярин Полянский, глава местной спецслужбы, Приказа Тайных Дел, спокойно щурит глаза. Ну да — сокольники к этому Приказу приписаны, так что он мог и знать, что царевич здесь появится.

Все на месте. Пора начинать.

— Будьте здоровы, гости дорогие!

— Будь здоров, боярин Осетровский!

Я вынул из-за широкого, расшитого пояса круглое золотое яйцо на длинной цепочке. Щелкнул крышкой:

— На моих часах — два часа, а, значит, самое время начать наш пир.

Я прямо слышал, как на невидимом понтометре звякнуло табло, добавив на мой счет успешно кинутый понт. Карманных часов на Руси еще не существовало. Подозреваю — и в остальном мире тоже. Так что, могу поспорить, что всех заинтересовало то, что у меня они есть. Как минимум — желание узнать, где я их взял, зародилось у всех, а, значит, найдутся те, кто подойдут ко мне, чтобы спросить об этом. Игнора уже не будет. Можно еще чуть-чуть выдохнуть. Уф.

А на столы, тем временем, потекла река блюд.

Глава 16

Рождественский пост еще через несколько дней, так что мясо на пиру присутствовало.

На столах уже стояли холодные закуски: икра лососевая соленая, грузди под хреном, икра осетровая свежая, щука свежесоленая, икра осетровая, вареная в молоке, заливное из стерляди, икра белужья, рыжики с луком и маслом, балыки осетровые, головы щучьи с чесноком, схаб белужий, вареный на пару — плоская часть рыбы между брюшком и спинкой, из которой тщательно извлечены все косточки, цыплята в рассоле, капуста квашеная серая — то есть, из внешних, зеленых листьев кочана, капуста квашеная белая — из внутренних, белых листьев, огурцы соленые с дубовой корой, чтобы хрустели на зубах, сливы соленые — не знаю, зачем, но здесь такие любят, печень налима, вязига — рыбный хрящ, тоже не понимаю, но здесь любят, горох-зобанец, вареный прямо в стручках — слишком простое блюдо для пира, но, по слухам, его любит патриарх, порадуем старика, солонина с хреном, ветчина копченая,

Между ними — миски со зварами, так здесь называют соусы. Только, в отличие от соусов, зварами готовое блюдо не поливают и в салаты не добавляют, каждый сам макает в выбранный звар кусочек мяса или там рыбы. Тут я вообще не знаю, из чего они — их готовит отдельный мастер-зварщик. В каких-то из них есть чеснок, где-то лук, добавляются и другие пряности, от перца до шафрана, но где, в каких и что — не ко мне. Потом попробую сам, может, пойму.

Ну, раз все расселись — пора и выносить горячее. По регламенту каждое блюдо проносят, торжественно объявляя его, а потом ставят на отдельный стол в углу — хочешь кусочек, скажи слуге — тот отрежет и принесет.

— Гуси бескостные!

На блюдах поплыли расставившие крылья гуси, покрытые перьями. Нет, их не запекают «прям так» — как минимум, перья бы обгорели — тут сложная технология, когда с гуся снимают шкуру целиком, а из того, что осталось, полностью ынимают все кости, запекают, а шкуру натягивают обратно. И нет, лебедей, которые шаблонно изображаются на боярских пирах, у меня не будет. В здешней Руси лебедь — царское блюдо и кроме царских пиров его позволено использовать только на свадебных. А так как я еще ни на ком не женюсь, то выносить царского лебедя для меня — слишком нагло.

— Свинья троянская!

Ага, так и называется. Запеченная свинья, внутри которой — молодой барашек, внутри барашка — гусь, внутри гуся — курица, внутри курицы — перепелка, внутри перепелки — жаворонок,