Немцы на Южном Урале - Александр Моисеев

В начале фабричной истории есть имя, из которого произросла не просто школа, а ключевое направление стального Златоустовского промысла. После окончания Отечественной войны в Златоуст в 1815 году по контракту приезжает Вильгельм-Николай Шаф с 15-летним сыном Вильгельмом-Людвигом. Мастеру уже за пятьдесят, он на самой вершине своего мастерства, за его плечами – статус лучшего немецкого рисовальщика по металлу. В Златоусте он – практически единственный профессионал в этом деле. Его сын, молодой да ранний, уже работал по-взрослому, в лучших классических традициях. Мастера имели одно клеймо на двоих: «Шаф и сын».

Надо сказать, что немецким приглашенным мастерам платили хорошие деньги не только за исполнение непосредственных производственных обязанностей. Контрактами предусматривалась и профессиональная подготовка «местных отроков», будущих мастеров. Как и на производстве, немцы столь же дотошно возились с учениками. Шаф не был исключением из этого правила и, как сообщает исследователь М. Д. Глинкин, уже в конце 1817 года приступил к обучению группы русских заводских мальчиков своему ремеслу.

Обучение шло быстрыми темпами и довольно успешно, поскольку уже по весне 1818 года с «железным караваном» по рекам Аю, Уфе, Каме ушла в столицу партия «украшенного» оружия, среди которой девятнадцать клинков принадлежали ученикам-граверам – их своеобразная «экзаменационная работа». «Курс наук», непосредственная учеба под началом В. Н. Шафа продолжалась всего три месяца, но это отнюдь не означало ее скороспелку. Почти все ученики до того по нескольку лет работали в заводской чертежной, где обретали навыки рисования и даже живописи. Учителю оставалось лишь преподать особенности «рисовки» на клинках и технологию вытравки и позолоты рисунка-гравюры на стали.

Кроме того, известно, что, сдав экзамен, первые ученики Шафа стали работниками цеха вытравки и позолоты под началом своего учителя, а потому и продолжили учиться его мастерству до его отъезда в 1823 году. За первым следовал второй набор, сколько их было всего, нам неизвестно. Как бы там ни было, учениками Шафов числились все известные первые граверы того времени: Иван Бояршинов, четыре брата Тележниковых, Федор Стрижев и Алексей Лепешков, наконец, братья Иван и Ефим Бушуевы.

Шаф добился, чтобы его ученики по сравнению с другими заводскими мастеровыми были поставлены в лучшие условия: они, к примеру, носили европейское платье, дополнительно к жалованью получали дрова, свечи, сено (в своем роде компенсация за вредное ртутное производство при вытравке). Со временем жалование русских живописцев будет в несколько раз превышать жалованье русских заводских, а некоторые, как, например, И. Н. Бушуев и С. А. Фетисов (эфесный мастер), будут получать даже больше, чем многие горные офицеры.

Именно с лучшими учениками немецкого мастера, к сожалению, и произойдет историческая «накладка», ставшая знаменитым литературным сюжетом Павла Бажова. Суть в том, что в числе первых учеников Шафа был записан Иван Бушуев – тот самый Иванко-Крылатко, нарисовавший знаменитого на весь мир Златоустовского крылатого коня. Он и оказался главным героем бажовского сказа, а его учителя Шафы были оставлены без должного внимания. Тема зазвучала по-уральски: мол, своим мастерством Бушуев превзошел своего учителя Шафа, добавив «живинку в деле» и «крылатость в рисунке», если говорить по-бажовски. Позднее исследователи договорились до того, что Шаф будто бы перенял черты бушуевского стиля и даже, занимая привилегированное положение, мог «использовать достижения своего ученика».

В действительности же, конечно, никакого «плагиата» не было и не могло быть – просто Шафы опирались на классические формы гравировки, а их ученики работали уже по-новому.

С успехом Ивана Бушуева некоторые исследователи связывают и отъезд Шафа из Златоуста в 1823 году – мол, не смирился с превосходством над собой. Этот «литературный мотив» тоже натянут.

Шаф и не думал скрывать истинное положение дел и, оценивая уже полноценную работу своих учеников, писал в своем прошении об увольнении: «Коренной Золингенский завод не в состоянии приготовить такого оружия, какое сделано уже в Златоусте».

М.Д. Глинкин объективно и логично объясняет уход Шафов с Оружейной фабрики. У них закончился срок контракта, а продолжать его, когда открылись перспективы обосноваться в столице и основать самостоятельное дело, не имело смысла. К тому же В. Н. Шаф вполне искренне считал, что в Златоусте свою задачу он выполнил: производство «украшенного» оружия отлажено, ученики «могут быть мастерами», так что условия контракта соблюдены.

В Петербурге Шафы открыли оружейную граверную мастерскую и магазин при ней, где торговали как немецкими, так и Златоустовскими клинками. Дело Шафов процветало долгие годы, и во второй половине XIX века они по-прежнему участвовали в украшении клинков Златоустовской оружейной фабрики.

Златоустовскую оружейную фабрику по праву называют «любимым детищем императора» – прежде всего, Александра I, ее основателя. При нем в стране сложились два исторических оружейных центра, которые действуют и поныне. Один – на речке Иж, притоке Камы – Ижевский оружейный завод, специализировавшийся с 1807 года на «оружии горячего боя», огнестрельном. Другой – в Златоусте, выросший из немецкой фабрики «белого», холодного оружия.

Блеск кованой стали и изящество рисунка не могли не пленять. И по сей день, прикасаясь к Златоустовским клинкам, испытываешь восхищение и трепет одновременно. Скорее всего, подобные чувства, но уже со знанием дела, были и у Александра I, когда с «железными караванами» 1817–1818 годов в столицу прибыли первые образчики Златоустовских клинков.

Мастер Лорх вручает клинок цесаревичу Александру. С акварели К. Абабкова, 1837

Meister Lorch überreicht die Klinge dem Thronfolger Alexander. Aquarell von K. Ababkow, 1837

Рассказывают, что эти первые восемь ящиков с оружием император осматривал лично. Затем, «строгим испытанием удостоверившись в доброте оных клинков», пожаловал директору Оружейной фабрики А. Эверсману орден Святой Анны, а главному начальнику Златоустовских заводов, бывшему в то время помощником директора обербергмейстеру В. Фурману – орден Святого Владимира.

На материальное вознаграждение Александр I тоже не поскупился, выделив в 1817 году для раздачи мастерам десять тысяч рублей. К слову, Шаф-старший получил тогда пятьсот рублей. Еще через год, с новой партией «украшенных» клинков, уже русские ученики получили «за рисовку, травку и позолоту девятнадцати клинков без всякой поправки иностранных мастеров» по 150 рублей вознаграждения – существенная по тем временам сумма.

В целом, не пройдет и десятилетия, как во многих журналах того времени, в том числе в «Отечественных записках» П. П. Свиньина, оружейная фабрика будет названа главной достопримечательностью Златоуста, «предметом, достойным обратить внимание всей просвещенной Европы».