Остров - Сигридур Хагалин Бьёрнсдоттир

Агагага, смеются на улице лисицы.

Я поднимаю доску и шарю под ней; какое же хорошее чувство спать рядом с заряженным ружьем. Расстегиваю молнии на спальнике и ощупываю ноги, флисовые брюки и фуфайку, теплый свитер и добротный жилет из овчины. По крайней мере, нет дождя.

Лисицы обнаглели, никогда еще они не подбирались так близко к дому. Когда я вышел, звери уже исчезли, но выгонять овец все же опасно. Однажды лиса утащила у меня ягненка и почти лишила его морды. Тот, кто видел искусанного лисицами ягненка, не захочет терпеть их вблизи себя.

Подозреваю, что нора где-то на каменистом склоне фьорда, примерно год назад я видел там беременную лису. Зову Тиру, забрасываю на плечо ружье, беру ржавый капкан и отправляюсь.

Берег каменистый, идти трудно, а в некоторых местах вообще можно только по дну отступившего при отливе моря. Я захватил с собой посох и проверяю им каждый раз, прежде чем ступить; мне совсем не светит закончить свои дни в зыбучем песке. У меня есть три часа до прилива.

Я не охотник, нигде не замечаю следов присутствия лисы. Брожу, переворачиваю камни, ругаясь и проклиная все на свете, никаких признаков норы. Тира равнодушно рыскает по берегу, на охоте от нее мало пользы.

Время на исходе, мне нужно вернуться до прилива. Я достаю капкан, осторожно его устанавливаю и кладу внутрь кусок тухлого тюленьего мяса, присыпая зубья землей. Должно сработать.

Успокаиваю свою совесть, что это нужно для хозяйства. ВСредние века даже был закон, обязывающий каждого хозяина убивать одну взрослую лису за каждые шесть овец, которые у него истребили лисы. Но все-таки мне не по душе оставлять на склоне орудие убийства. Я представляю, как острый металл вонзается в мягкую светло-коричневую лапу, и не могу отделаться от мысли, что у нас есть что-то общее, старые лисы в логове на самом краю мира.

На обратном пути снова слышу лису и замечаю ее выше по склону, она явно возвращается к себе в нору; белая зимняя окраска уже сменилась летней серой, однако ее отчетливо видно на фоне скалы. Я навожу ружье, но лиса быстро скрывается за большими камнями, постоянно отрывается от меня, уходя из зоны выстрела.

Бегу вверх по склону, молча преследую лису, вижу, как она мелькает в каменистом ландшафте. Задыхаюсь от возбуждения, это поединок между человеком и хищником, и я твердо намерен защитить свои владения; чувствую, как в крови кипит охотничий инстинкт.

Едва не угодив в капкан, лишь в самый последний момент замечаю его зубья, и они чудом не захлопываются на моей ноге, но, споткнувшись, падаю навзничь и чувствую в ноге пронизывающую боль. Капкан, однако, лежит нетронутый, а я поранился об острые камни. Выругавшись, сажусь, локоть разодран, вся спина в ссадинах. Но хуже всего дело обстоит с левой икрой, разорванная штанина пропитана кровью.

Опираюсь на посох, ружье забрасываю на плечо, не хватало только прострелить себе голову при падении. Тащусь вниз по склону, мучаясь от боли и стыда, не видя лисы.

Берег практически непроходим, и мне нужно идти по краю моря; вода выше колен; я мертвой хваткой вцепился в посох и чувствую, как соль разъедает рану до кости. Тире плавание не доставило никакого удовольствия, и, оказавшись на суше, она долго отряхивается, затем ложится и осуждающе смотрит на своего хозяина.

—Пойдем,— говорю я и ковыляю домой, по возможности достойно.

Агагага.

Золотистая жидкость как солнечный свет в первый день лета. Она тонкой струйкой льется в бокал, пузырьки сначала погружаются на дно, затем быстро всплывают на поверхность, в стакане поднимается мягкая пена.

—Это действительно настоящее шампанское?— спрашивает Хьяльти, на что Элин иронично кивает головой и просит бармена показать бутылку.

—Вот так-то, дорогой. «Вдова Клико». И его много в запасе.

Хьяльти смакует вино, испытывая одновременно и наслаждение, и чувство вины: опустошать государственные запасы шампанского в такой момент исландской истории сродни запретной любви.

—Все же праздник,— говорит Элин.

И точно: в красиво украшенном банкетном зале собрался весь кабинет министров, вместе со своими супругами или партнерами. Мужчины в темных костюмах, женщины в коктейльных платьях, с укладками, в ушах и на толстых запястьях фамильные украшения. Музыкантам удалось выманить присутствующих из-за столов, чиновники и политики закружились в танце, одни развязали галстуки, другие сбросили высокие каблуки.