Орбита смерти - Крис Хэдфилд

высоко смонтированную навигационную камеру, и Габдул отправил команду переключиться на камеры панорамной съемки, закрепленные ниже.

Команда свыклась с длинными паузами между отправкой каждой команды и обновлением изображения. Паузы стали частью обычного ритма: можно было обсудить увиденное, словно разбирая детали трюка еще до того, как фокусник вытащит кролика из шляпы. Они спорили, почему камень отличается по цвету от окружающего реголита. Может, он туда каким-то образом прикатился?

Помощник штурмана в шутку предположил:

– Может быть, это инопланетное дерьмо!

Все засмеялись. Тут проявился новый ракурс.

Две нижние камеры, расставленные подобно человеческим глазам, позволяли получить стереоскопическое изображение. Внимательно присмотревшись, штурман оценил расстояние заново и отдал очередную команду. Габдул аккуратно переместил рукоятку, и Луноход проехал еще полтора метра.

Картинка снова обновилась. Штурман удовлетворенно проворчал:

– Идеально сработано!

И откинулся в кресле: свою часть работы он выполнил.

За дело торопливо взялись ученые. Они записывали данные с камер на видеопленку и регистрировали информацию с фотометров на листах диаграммной бумаги. Пока ничего удивительного: камень как камень, полно таких.

Затем были отправлены команды рентгеноспектральному прибору «РИФМА-М», размещенному низко в передней части Лунохода и напоминавшему мандибулы насекомого. Дверца прибора распахнулась, показались маленькие образцы радиоактивных вольфрама и циркония, ударившие в поверхность Луны невидимыми конусами альфа- и бета-частиц. Этот сфокусированный прожектор возбуждал элементы минеральных включений в скале, провоцируя каждый атом на излучение рентгеновской флуоресценции. Детектор принимал ответные сигналы и посылал их в сложной электронной форме через пустоту симферопольской команде, которая видела четкие разделенные линии частот на осциллоскопе. Данные распечатывали, чтобы можно было внимательней приглядеться к уникальной сигнатуре камня. В основном там проявили себя магний, алюминий, кремний, еще кое-какие элементы – соотношение слегка необычное, но, пожалуй, мало отличается от других случаев.

Габдул пожал плечами.

– Магнетометр попробуем? – предложил он и получил согласие.

По его команде торчавший из верхней части корпуса Лунохода длинный тонкий шест начал медленно поворачиваться и опускаться, пока не замер всего в нескольких дюймах от камня; маленькое крестообразное приспособление на его кончике фиксировало напряженность и замеряло направление локальных магнитных полей. И вновь ничего необычного.

Руководительница оперативной научной группы потерла руки, готовясь к следующему тесту. Она искренне наслаждалась происходящим. Суперсовременная полевая работа – изучение участка Луны, которого до сегодняшнего дня никто из людей своими глазами не видел, чистое исследование, о котором она мечтала с первых дней на геологическом факультете МГУ. Сколько же статей напишут по материалам открытий ее группы, и во всех она будет соавтором. На международные конференции поедет. Возможно, повезет даже в Америку попасть.

Она проговорила сдержанным тоном, как от нее и ожидали коллеги:

– Посмотрим, что радиометр нам покажет.

Она следила за тем, как тяжелый радиометр опускается к камню. На Венере мы бы такого себе позволить не могли, подумалось ей. Только при слабой лунной гравитации в одну шестую земной можно удерживать такой тяжелый детектор на столь тонком манипуляторе.

Радиометр постепенно подводили к камню, пока она не скомандовала:

– Хватит! Включаем.

Техник отдал команду Луноходу, и взгляды всех присутствующих скрестились на циферблате. Сигнал нужно было ждать десять секунд.

Ничего. Никакой радиоактивности.

Она нахмурилась:

– Что-то неправильно. Должна быть радиация, по крайней мере фоновая. А ну еще раз команду отправьте.

И на этот раз сигнал пробился. Да так, что стрелка прыгнула в дальний конец шкалы.

У нее глаза полезли на лоб.

– Боже мой! – воскликнула она. По всему телу прокатилась дрожь возбуждения. – Он радиоактивный!

12

Эллингтон-Филд, Хьюстон

– Ну как, готова моя пальма-истеричка?

Оперативный дежурный поднял голову и взглянул в улыбающееся лицо Тома Хоффмана. Том, пилот истребителя, относился к вертолетам с давним и глубоким презрением. Он дал согласие попрактиковаться в роли вертолетчика с частичной занятостью лишь из-за того, что ему предстояла высадка на Луну, а значит, требовалось отработать различные сценарии прилунения с использованием более простого аппарата.

– Конечно, Том. – Дежурный передал Тому толстый журнал учета по «Белл 47G», собрание ежедневных сертификатов летной готовности. Том пробежался взглядом по выполненным операциям техобслуживания, ничего нового не заметил и нацарапал подпись рядом с датой. После этого снял шлем и перчатки с полки и вышел на пандус Эллингтон-Филд.

В небе клубились пушистые кучевые облачка, ветер дул с юга, и мартовское солнышко Хьюстона, к его удивлению, припекало. В «аквариуме» – накрытом плексигласовым пузырем кокпите вертолета – будет адски жарко. Том порадовался, что сделал остановку у фонтанчика.

Техник подкатил к вертолету большой мобильный огнетушитель: обязательная мера предосторожности при каждом запуске двигателя. Том положил шлем на правое сиденье, натянул перчатки и быстро прошелся вокруг вертолета. Он заметил, как Люк вдалеке упражняется с «Кроваткой», и решил туда слетать и понаблюдать за процессом.

Том забрался на левое сиденье, пристегнул страховочные ремни, нахлобучил на голову шлем и подключился к аппаратуре связи. Вытащив из кармана штанов список, он быстро проделал предпусковые действия. Поднял палец, описал окружность так, чтобы на земле видели, запустил двигатель и проверил все системы. Удовлетворившись, он отсалютовал технику и понаблюдал, как тот уводит огнетушитель.

Напоследок окинул пристальным взглядом приборную панель: полеты на вертолетах все еще казались ему чем-то неестественным, требовалась повышенная осторожность. Потом вызвал по радио контрольно-диспетчерскую башню Эллингтон-Филд и попросил разрешения на взлет. Получил его и начал пилотирование.

В левой руке он держал ручку газа. Повернул ее, как на мотоцикле, и двигатель набрал обороты. Тот выдавал всего лишь сто семьдесят пять «лошадок», и, заставляя столь маломощный двигатель раскручивать два здоровенных ротора над головой, легко забыться и потребовать от механизмов слишком многого.

Ручка была смонтирована на конце длинного рычага с шарниром на дальнем конце. Поднимая руку, Том менял угол, под которым роторные лопасти наверху рассекали воздух, и увеличивал тем самым подъемную силу. Дизайн прост и интуитивно понятен: отводишь вверх и поднимаешься, уводишь вниз и опускаешься. Поскольку все лопасти несущего винта движутся одновременно, управление называется объединенным. Том один раз поднял и затем опустил рычаг на холостом ходу, убеждаясь, что он движется свободно.

Правой рукой Том удерживал то, что выглядело (и ощущалось) как штурвал самолета. Перемещая штурвал по кругу, можно было менять углы атаки лопастей, отклонять вертолет взад-вперед, задавать крен влево-вправо. Каждая лопасть способна была описывать полный круг, и называлось это циклическим шагом винта. Впервые увидев, Том обозвал его сцыклическим, но с тех пор его научили грамотному произношению.

Давя ногами на педали, он задействовал маленький рулевой винт, смонтированный на конце длинной хвостовой балки. Это позволяло создавать боковую силу, достаточную для компенсации реактивного крутящего момента несущего винта, и направлять вертолет по