Как в первый раз - Марта Гудмен

Или здесь кроется что-то иное?

— Раньше ты мне в этом доверял, — тихо произнесла Дана, заглядывая ему в глаза.

— Дело не в доверии. Просто осторожность никогда не повредит, — с легкой насмешкой отозвался Кейн. — Ты ведь сама уверяла, что в ближайшее время не собираешься заводить ребенка.

— Кейн, тебе не нужно брать на себя ответственность. Это мое дело.

— А если ты ошибешься? Если будет ребенок?

— И это тоже — моя ответственность.

Глаза его опасно сузились, в тихом голосе послышались жесткие нотки:

— И что? Сбежишь и сделаешь аборт, не сказав мне ни слова? Или попросишь, чтобы я помог тебе избавиться от собственного ребенка? Подумай о цене такой ошибки!

Дана молча смотрела на него. Сердце ее отчаянно забилось при мысли, что в этих резких словах может крыться ответ на мучающие ее вопросы.

— Кейн, с тобой такое уже было? — спросила она — и замерла в ожидании ответа.

Глаза его сверкнули яростью.

— Да. И я скорее сгорю в аду, чем соглашусь пережить такое еще раз! Вы, женщины, в выгодном положении, верно? Решение остается за вами. Как и возможность шантажа. И хорошо, если цена жизни ребенка измеряется только в деньгах.

— Твоя дочь… — вклинилась в его гневный монолог Дана, пораженная внезапной догадкой.

Ужасно желать, чтобы это оказалось правдой, но все же она не могла вынести мысли, что Кейн любил свою жену. Куда легче думать, что их брак явился следствием незапланированной беременности. Это объясняет и поспешность — всего через несколько недель после поездки Кейна в Англию.

Однако он не собирался больше ничем делиться с Даной. На лице его застыла маска холодной гордости.

— Моя дочь — это мое дело, Дана, и только мое.

Она поняла, что ступила на враждебную почву, и все инстинкты советовали ей отступить, пока не поздно. Улыбнувшись, Дана потянулась к Кейну и с вызовом провела пальцами по его щеке.

— Ты задал мне два вопроса. Разрешишь ответить или предпочтешь думать обо мне самое худшее?

Он улыбнулся, в глазах засветился интерес.

— Говори. Просвети меня.

— Во-первых, я не собираюсь подвергать себя риску беременности.

— Звучит очень разумно, особенно если учесть твою преданность делу.

— Если же и собственный организм, и достижения медицины меня подведут, — насмешливо протянула Дана, — и я все-таки забеременею, то ни за что не стану убивать своего ребенка.

Кейн скептически поднял бровь.

— Поверь мне, Дана, ребенок меняет все. Всю твою жизнь.

— Неважно, — твердо ответила она. — Это мой выбор, мне и отвечать.

— А как же я, отец?

— Это зависит только от тебя. Я знаю, что ты не хочешь ребенка, и не стану ничего от тебя требовать.

Он покачал головой.

— Все это теории. А реальность — совсем другое. Ты никогда не сталкивалась с такой ситуацией… и, надеюсь, не столкнешься впредь. — Сжав ее лицо в ладонях, он притянул Дану к себе и прошептал: — Что толку говорить об этом? Не будем ничего усложнять, и пусть наслаждение защитит нас от боли.

Она не знала и не могла определить, пробита ли брешь в стене, которой Кейн отгородился от нее. Знала только, что его поцелуи, прикосновения ласковых рук, жар его желания согревает не только тело, но и сердце, что восторг его объятий заставляет забыть обо всем, что уже неважно, защищен он или нет, — она готова согласиться на любые условия, только бы не лишиться этого счастья!

Однако стоило рассеяться волшебству близости, как на поверхность вновь всплыли те же тревожные мысли — о его женитьбе, о недоверии к ней. И, когда Кейн, поднявшись с постели, объявил, что ему пора идти, Дана почувствовала себя обманутой, почти брошенной.

Прощай… до следующей встречи, думала она, провожая его тоскливым взглядом. По крайней мере, можно не сомневаться, что следующая встреча состоится. Вот и все, чего достигла она сегодня вечером. Если не считать полученных сведений об отношении Кейна к незапланированной беременности.

Она даже не может быть уверена, что речь идет о его собственном браке — ведь он оборвал ее, едва она произнесла слова: «Твоя дочь…» Возможно, его жена здесь ни при чем. Они не виделись десять лет: кто знает, сколько у него было женщин? Быть может, какая-то из них, забеременев, решилась на аборт, и этот печальный опыт заставил Кейна отдать предпочтение безопасному сексу. Да, может быть, и так, но…

Она должна знать точно.

«Не упускай его»…

Но как?

Кейн уже натягивал пиджак: лицо непроницаемо, как закрытая книга. Полная решимости прочесть запретные страницы, Дана заговорила:

— Знаешь, когда я прочла твое письмо и позвонила из Лондона… Для меня было большим потрясением узнать, что ты женился.

Руки его замерли на пуговицах. Он бросил на нее холодный колючий взгляд.

— Вот как? — И снова принялся застегивать пиджак, явно не желая слушать ничего, что она скажет.

Дана сникла. Очевидно, все ее усилия тщетны: Кейн не желает раскрываться перед ней, она для него чужая.

Он смерил ее презрительным взглядом.

— Ты, может быть, полагаешь, что для меня время остановилось?

— Нет. — Дана покачала головой, не понимая, о чем он.

— Если не ошибаюсь, шесть месяцев прошло с моего возвращения в Штаты, прежде чем ты решилась снять трубку и набрать мой номер.

— Ты оставил письмо моей тете! — напомнила Дана.

— Правильно. И она сказала, что из поездки по Средиземноморью ты вернешься через несколько недель.

— Кейн, тетя забыла о письме. Через несколько дней после твоего отъезда она узнала, что ее лучшая подруга умирает от рака. Естественно, ей стало уже не до меня и не до моих проблем… — Дана грустно вздохнула. — Забытое письмо валялось у нее в ящике стола: лишь полгода спустя она случайно на него наткнулась и тут же передала мне. Я позвонила тебе в тот же день.

Он замер, словно обратился в камень. Кейн не сводил с нее глаз, однако Дане показалось, что он вовсе ее не видит. Как будто ее и нет рядом, а душа его бродит где-то в ином времени и пространстве.

Дане стало страшно, будто она вдруг заглянула в бездну. Ей хотелось прервать это отрешенное молчание, вернуть Кейна к реальности, но разум отказывался работать. Она просто ждала, боясь пошевельнуться. Она сказала правду — теперь дело Кейна ответить на это… если ему есть что ответить.

Наконец — вечность спустя — взгляд его обрел четкость, губы искривились в сардонической усмешке.

— Ладно, Дана, — протянул Кейн, — что толку плакать над пролитым молоком?

Она молчала. Почему ты меня не дождался? — кричала ее душа, но рассудок понимал, что это глупый вопрос. С какой стати? Она-то его ждать не стала, хоть он и был — и остался! — единственным, кого Дана по-настоящему любила.