Письма на чердак - Питер Грю

– А это будет интересно? – опять подал голос Гном.

– Вы должны это знать! – отрезал Плед.

Я не выдержала и засмеялась. Серьёзный Плед-дракон был таким смешным!

Плед обиженно фыркнул и влетел в замок.

– Не злись! Мы хотим послушать твои истории! – крикнула я вслед призраку, но он уже скрылся в башенке, только клетчатый хвост мелькнул.

– Ух ты! – воскликнул Гном. – Нам туда можно? Или только Пледу?

– Будем слушать историю в башне, – кивнула Бархата. – Мне кажется, это самое подходящее место.

– Конечно! – восторженно подтвердил Гном и бросился наверх по спиральной лестнице.

Мы поднялись в маленькую комнатку. Из мебели здесь были только кровать под прозрачным пологом и низкий деревянный столик. На полу лежал светлый ковёр, настолько пушистый, что ноги утопали в нём по щиколотку. Гном сразу бросился к окну, чтобы оценить вид.

Бархата села на ковёр, а я и Плед расположились напротив.

– Гном! Иди к нам! – позвала я брата.

– Думаю, тебе понравится, – присоединилась Бархата. – В этой истории есть всё: и тайны, и война, – Бархата взглянула на меня, – и любовь.

– А конец счастливый? – спросил Гном, подсаживаясь в кружок.

Плед поглядел на мальчика с опаской.

– Конца ещё нет, – ответила Бархата. – Ведь история не закончилась, и теперь мы все её участники. А чтобы продолжить эту историю, надо узнать её начало.

Гном посмотрел на Пледа.

– Расскажи, Плед!

Но Плед только фыркнул и умоляюще взглянул на Бархату. Я погладила его клетчатый бок, чтобы как-то приободрить.

– Ладно, расскажу я, – решила Бархата. – Но это в последний раз, – добавила она, строго посмотрев на призрака-дракона, но потом улыбнулась ему, и Плед взбодрился и завилял уголком-хвостом. А Бархата начала рассказ…

Я обожала твои истории, Бархата. Поэтому записала все. Я приложу их отдельным письмом.

Алексей доставил нас с Джин в деревню. Перед отъездом он основательно забил багажник машины едой, словно и не собирался за нами возвращаться. Шутка, конечно, за Джин-то Алексей наверняка приедет, а там и я прицеплюсь.

Сначала мы показались соседке, а потом уже стали «расслабляться» по полной: убрались в курятнике, полили огород, обрезали траву возле кустов. Алексей привёз нам питьевой воды с родника, покосил триммером лужайку перед домом и отчалил обратно, трижды поцеловав Джин.

Джин не расстроилась из-за отъезда папы. Хорёк, оказавшись на свободе, сиял как медный таз. Я тоже была рада вырваться из города.

Мы сообразили на ужин гигантскую яичницу с кружочками сосисок и большими дольками помидоров.

Джин сразу заявила, что сбор яиц и кормление кур – это теперь её обязанности. А готовка, поливка, прополка, уборка и остальное входило, видимо, в перечень моих. Рано радуешься, Хорёк. Я намеревалась устроить дедовщину.

Джин нарвала смородиновых и малиновых листьев, и мы заварили самый прекрасный деревенский чай. Потом быстро помылись в летнем душе, ёжась от холода, и я отрубилась, только коснувшись головой подушки.

Открыв глаза с первыми петухами, я поняла, что давно так не высыпалась и что Тёмного Уголка сегодня не было.

Да, Тёмного Уголка не было. Не было Хозяина – Моего Волка.

Я провела ладонями по лицу, соображая.

Если уйдёшь из Тёмного Уголка, то вернуться туда больше не сможешь.

Мы стояли на разных камнях, и вода разделяла нас. Он смотрел исподлобья вишнёвыми глазами. А я смотрела на его губы, на линию его рта. Рот у него словно надрезан с каждой стороны. Тогда я не видела, как он улыбался. Но видела потом. Его злую улыбку, похожую на оскал, из-за этих длинных, будто прорезанных, уголков. Просто он волк. Мой Волк.

А солнце бесстыже светило в окна и стирало призрачный мир, фиолетовую дымку, искрящийся туман, серые мшистые камни. Солнце слепило, отражалось от глянцевых ярких листьев, кувыркалось в голубом-голубом небе с ватными белоснежными облаками. И заросли длинных цветов, которые бабушка называет золотыми шарами, тоже тяжело шевелили на ветру десятками маленьких круглых солнц.

Кстати, о цветах. Бабушка просила собрать букеты и повесить их сушиться на чердак. Не знаю, зачем они ей. Никогда не видела у неё дома засушенных цветов. Но раз бабушка попросила, нужно постараться. И отвлечься от мыслей. Не хочу думать. Не хочу в этом копаться. Потом-потом… я сковырну корку на ране сердечка, и кровь вновь пойдёт, смывая натянутую улыбку с моего лица.

Джин завозилась на диване и открыла глаза:

– Доброе утро! Что будем есть на завтрак?

– Яичницу.

Настоящая анархия! Есть только то, что хочется или что не лень приготовить. Будем есть яйца, пока не надоест или Джин не покроется пятнами от аллергии.

– Нет, я не хочу яичницу. Я буду просто сырые яйца! С солью и зелёным луком! – решила Джин.

– Класс! – поддержала я.

В деревне нам разрешено есть яйца сырыми. А я сама себе разрешаю есть лук вволю, нисколько не задумываясь над свежестью дыхания. В деревне это никого не волнует. И даже кажется, что луком и не пахнет, сколько бы ты его ни съел.

Мы умылись, а потом босиком побежали по грядкам за зеленью. Солнце горячо целовало нам плечи.

В каком из снов ты остался, мой вишнёвоглазый? Ты всё-таки решил отпустить меня.

– Князь, всё нормально? – окликнула Джин.

– Ага, – кивнула я и тряхнула головой.

Не собираюсь портить деревенские каникулы. Грустить и думать буду потом, в городе. Да! Решено!

Я подставила лицо солнцу, чтобы умыться светом, стереть последние отпечатки тайно-сумрачного мира со своей кожи. Ну и пусть веснушек будет больше, зато полегчает на душе.

В деревне каждое твоё движение наполнено смыслом. Ты – демиург, ты создаёшь Вселенную из беспорядочного вечного хаоса. Ты решаешь казнить сорняки, но оставляешь какой-нибудь вьюнок, который тебе понравился. Ты забираешь яйца у кур, но даёшь им зерно и воду, и они счастливо бегут навстречу, завидев тебя. Даже греясь на солнце, растянувшись на досках, словно ящерица, ты ощущаешь токи природы и смысл своего валяния – отдых от физического труда, приятное ощущение всех мышц.

Но город пробрался и сюда.

– Привет, Цивилизация! Что делаете?

Это Антон. У него светлые выгоревшие волосы, молодая розовая кожа на месте первой, сгоревшей, и миллион веснушек. Сразу видно, что человек отдыхал.