Паутина миров - Максим Хорсун

После он уселся, прижавшись спиной к переборке, и отпихнул каблуком грязный нож. Дыхания не хватало, руки и ноги немели. Из раны на голове струилась кровь, стекая по щеке и щекоча шею. Нгенка отскочила от арсианца к противоположной переборке и принялась яростно отплевываться.

– Ты почему не ушла? – спросил Лещинский слабым голосом.

Нгенка застыла с высунутым языком. Передернула плечами в нечеловеческом движении.

– Оно-то близо. Этот охрана оно, – проговорила сбивчиво.

Лещинский заскрипел зубами, глухо застонал, оттолкнулся от переборки и встал. Колени тряслись, голова кружилась. Приехали, в общем. Но цель, похоже, была рядом. Лещинский подхватил оружие – и свое, и арсианское, нашарил на палубе лампу.

– Беги отсюда, – он вяло взмахнул излучателем. – Ну! Чем быстрее отсюда уберешься, тем больше у тебя шансов дожить до рассвета. Не тормози!

– Да, – смиренно буркнула нгенка и поплелась к трапу.

Коридор закончился люком, запертым на массивный висячий замок. Справа, в бывшей бытовке на столе из ящиков все еще горела свеча. Лещинский увидел складное кресло с парусиновым сиденьем и спинкой, на столе и на палубе валялся ворох арсианских глянцевых журналов. Лещинский решил, что здесь обитал однорукий.

Остатков энергии в батарее хватило, чтобы пережечь дужку замка. Остатков сил – чтобы сдвинуть створку люка.

Он повалился на палубу. Перед глазами мелькнули деревянные шконки в два ряда, бельма плафонов из матового стекла, переборки, забранные деформированными панелями из пластика, и долговязая, похожая на арсианскую, худая фигура.

Существо вышло из тьмы. Оно двигалось тяжело, рывками, словно плохо смазанный механизм. Словно длинные конечности с трудом сгибались в суставах.

Лещинский приподнялся на локтях. Нащупал рукоять трофейного револьвера.

Существо остановилось. Чуть наклонившись, протянуло Лещинскому пятипалую, почти человеческую руку. Лещинский заглянул в круглые светло-желтые глаза и опустил револьвер. Протянул руку навстречу.

– Я знал, что ты придешь, – сказало существо низким, слегка резонирующим голосом. – Это добрый знак. – Оно помогло Лещинскому подняться. – Значит, мы выполним свои миссии. Как и было предначертано.

– Где ты успел так хорошо выучить русский? – изумленно спросил гвардеец, глядя в белое, точно присыпанное пудрой лицо чужака.

Круглая, вместительная черепная коробка. Большие прозрачные глаза. Ряд вертикальных щелей, похожих на жабры, вместо носа. Узкий, словно прорезанный бритвой – из жалости, чтобы просто был – рот.

Урод уродом, конечно, но гуманоид. Чего и следовало ожидать. Иначе бы люди не пользовались достоянием местной цивилизации столь успешно.

– Я наблюдал, – ответило существо. – Я – наблюдатель.

Оно было на голову выше Лещинского. В темной одежде, похожей на деловой костюм. Оно стояло и терпеливо ждало, пока Лещинский рассмотрит его с лысой макушки до обутых в бесформенные ботинки ног. Спокойное, чуть унылое, прекрасно говорящее по-русски.

Казалось, спроси, и сейчас же получишь ответ на любой вопрос.

Почему брошен город?

Куда делись местные?

Остались ли еще аборигены или планета отдана на откуп пришельцам?

Ящик Пандоры.

Этот образ внезапно пришел на ум, и Лещинский почувствовал страх. Словно в руках у него оказалась бутылка со сказочным джинном, способным с одинаковой легкостью и возводить дворцы, и разрушать города. Чувство было таким острым, что захотелось захлопнуть люк, приварить его створку к комингсу, замуровав, таким образом, желтоглазого до лучших времен, а быть может – навсегда.

К черту дурные мысли. К черту предчувствия. Корсиканец будет должен ему отпуск.

– Меня зовут Костя, – представился он, взяв себя в руки.

– Тарбак, – назвало себя понятливое существо.

– Ты ведь с этой планеты? – на всякий случай уточнил гвардеец.

– Да.

– Хорошо. А остальные ваши где? – не удержался Лещинский.

Тарбак указал пальцев в подволок.

На лунах? На орбитальных станциях? В другой галактике? На том свете? Что он имел в виду?

– Ладно. Давай-ка выбираться отсюда, – Лещинский снова заглянул аборигену в желтоватые глаза. – Идем со мной. Я – друг.

– Я знаю, – отозвался Тарбак.

Они пробрались через пропахшую сырой нефтью и смертью утробу танкера, поднялись на верхнюю палубу. Пожары на набережной потухли. Порт был темен и мертв. Завывал ветер в трубках волноводов да заунывно скрипели ржавые стрелы подъемных кранов, нехотя покачиваясь под натиском бури.

– Что, Тарбак, похозяйничали мы у вас, да? – проговорил Лещинский, вглядываясь во тьму.

– Да, – согласился абориген.

– Ты, надеюсь, в курсе, что мы не по своей воле оказались здесь?

– Я знаю.

– Вот и отлично. Думаю, претензий у тебя не будет. Выживали, как могли…

– Идут ящеры, – перебил гвардейца Тарбак.

– Вот бли-иин… – протянул Лещинский; в свете молнии он увидел, что возле трапа стягивается кольцо гротескных теней.

Гвардеец схватил аборигена за локоть и потащил на бак. Тарбак двигался уже не так заторможенно, как в первые минуты их встречи, но все еще был якорем. Не стоило и мечтать, что с ним удастся пробиться сквозь рептилоидов.

– Плавать умеешь? – спросил Лещинский, с отвращением глядя на бурную и грязную воду. Рана на голове болела, словно в череп забивали гвоздь: бум-бум, бум-бум. А гвоздь шел криво, с выкрутасами. Но другого выхода, похоже, не было.

– Да. Я – двоякодышащее, – Тарбак медленно, точно страдал радикулитом, наклонился и стал так же неторопливо снимать ботинки: расстегивать какие-то пуговицы, липучки, замочки.

А трапы уже содрогались от поступи рептилоидов. Шипение и клекот чешуйчатых хитников были отчетливо слышны даже сквозь шум бури.

– Нет-нет! – Лещинский подтолкнул аборигена к лееру, огораживающему бак. – На это нет времени! Давай прыгай так, Тарбак!

Мир под Чертовым Коромыслом утонул в белом шуме дождя.

Море – холодное, горькое, беспокойное. Дождь – тоже холодный, со вкусом ржавчины, навязчивый, словно попрошайка с заводской площади. У Лещинского было ощущение, что он поменял одни бездушные объятия на вторые точно такие же. И хоть под переполненными водой ботинками была бетонка, а не зыбкое песчаное дно залива, но каждый шаг давался с трудом.

– Не умирай, – прозвучал из сенсорной мглы нечеловеческий голос Тарбака.

– Не дождешься. – Он хотел усмехнуться, но боль в разбитой голове заставила лишь гримасничать, а глаза горели от слез, которые выступили сами собой.