Люди Путина. О том, как КГБ вернулся в Россию, а затем двинулся на Запад - Кэтрин Белтон

адмирала. Дома его навещали Фидель Кастро и Че Гевара, а сын рос в окружении советских генералов. И Гайдар, и Авен должны были сыграть решающую роль в переходе на рыночную экономику и становлении новой России.

— Все рыночные реформаторы — от Горбачева до младореформаторов — выросли в институтах, созданных Андроповым, — сказал Владимир Якунин. — Первые рыночные реформы задумывались в этих институтах.

С приходом Андропова прогрессивные силы КГБ, возглавляемые Главным управлением внешней разведки и Управлением по борьбе с экономической преступностью, начали экспериментировать с созданием нового класса предпринимателей, способных работать вне рамок плановой экономики. И начали они с воротил черного рынка — с цеховиков.

— Настоящая перестройка началась с Андропова, — заявил Кристиан Мишель, который более десяти лет заведовал финансами советского и затем российского режима. — Было приказано закрыть глаза на все, что происходит на черном рынке. Он понимал, что в ином случае страну ждет массовый голод.

— Черный рынок создавался намеренно, — согласился с ним бывший агент военной разведки Антон Суриков. — Работать на черном рынке или вести теневой бизнес без связей в КГБ и без протекции КГБ было невозможно.

То, что начиналось как внутрисистемная коррупция, превратилось в выпестованную КГБ чашку Петри, в которой взращивалась рыночная экономика будущего и спешно формировались временные меры для восполнения дефицита при административно-командной системе. Воротилами черного рынка в основном были представители нацменьшинств. Выбора у них не было, так как партийные элиты с подозрением относились к людям нетитульных наций, что автоматически ставило крест на их карьере.

— Там крутились только те, которые не имели перспектив в официальной системе. Представители этнических меньшинств — грузины, чеченцы, евреи — уперлись в стеклянный потолок и не видели возможностей для дальнейшего роста, — сказал Мишель.

Эксперименты на черном рынке ознаменовали также ускорение темпов перекачки огромных богатств страны за рубеж через «дружественные фирмы». Так начался вывоз трофеев из СССР. Одновременно было положено начало взаимовыгодному сотрудничеству КГБ с организованной преступностью — при участии фирмы Бориса Бирштейна Seabeco в Швейцарии, компании Nordex в Вене, а также через торговлю металлами при посредничестве Михаила Чернея и его бруклинского партнера Сэма Кислина. Бирштейн и владелец Nordex Григорий Лучанский были завербованными советскими эмигрантами; как заявила швейцарская разведка, они были нужны для переправки партийных и государственных средств перед крушением СССР. Позже Бирштейн и Кислин стали частью сети, через которую деньги Советского Союза перекачивались в Америку, что косвенно затронуло и бизнес-империю Дональда Трампа.

Во время пребывания Путина в Дрездене прогрессивные силы КГБ в Москве начали готовиться ко второму этапу рыночного эксперимента — им предстояло отобрать и вырастить собственных предпринимателей из числа комсомольцев. Вскоре они заметили Михаила Ходорковского — молодого москвича с большими амбициями. В возрасте чуть больше двадцати он уже дорос до заместителя секретаря комитета местного ВЛКСМ. Ходорковский стремился забыть ужасы детства в коммунальной квартире на севере Москвы — именно там он узнал, как выглядит падение в пропасть. Семья соседей по коммуналке была наглядной иллюстрацией сломанной жизни: отец семейства — полоумный большевик, расхаживал по квартире без штанов, пугая мать Ходорковского, сын был алкашом, а дочь — представительницей древнейшей профессии.

— Вся атмосфера заставляла его следовать ленинскому принципу «Учиться, учиться и еще раз учиться». Он понимал, что если не приложить все возможные усилия, то в этой жизни ничего не достичь.

Когда Ходорковский стал подростком, семья выехала из коммуналки, но та атмосфера оставила неизгладимое впечатление. Родители его были инженерами, а сам он начал работать с четырнадцати лет — после школы подметал двор. Мы встретились с ним много лет спустя, после его стремительного взлета и столь же сокрушительного падения, и он сказал, что в те годы мечтал стать директором завода, но боялся, что, будучи евреем по отцу, никогда не сможет получить такой пост.

В те дни Ходорковский был похож на уличного грабителя — с темными усами, в джинсовом костюме и в очках с толстыми стеклами. Благодаря своей исключительной целеустремленности он вскоре занял высокий пост в комитете ВЛКСМ — организовывал дискотеки для студентов Химического института им. Менделеева. Его предпринимательские способности оказались столь впечатляющими, что комитет ВЛКСМ предложил ему заняться перспективной инициативой — Центрами научно-технического творчества молодежи (НИМ), которые выступали связующим звеном между московскими научно-исследовательскими институтами, помогали монетизировать науку и обучать молодежь компьютерному программированию. Кроме того, центры открывали доступ к потенциально бесконечному источнику безналичных средств. В плановой экономике, как в сказке «Алиса в Стране чудес», доходы ничего не значили, так как все — от цен на материалы до стоимости готового продукта — определялось государством. Все госпредприятия должны были строго выполнять спущенный сверху производственный план. В результате наличность заводов ограничивалась суммой заработной платы, в остальном они имели дело с безналичными единицами учета. Из-за этого стоимость реального рубля могла в десять раз превышать стоимость безналичного.

Советские законы запрещали предприятиям обменивать безналичные рубли на наличные. Однако во времена горбачевских реформ НТТМ получили разрешение обменивать безнал на реальные рубли простым переводом средств с одного счета на другой. Это высвобождало огромные объемы капитала и сулило невероятные доходы. К тому времени Ходорковский объединил усилия с Леонидом Невзлиным — сладкоголосым сероглазым молодым политиком, получившим образование в сфере кибернетики, и Владимиром Дубовым — сотрудником Объединенного института высоких температур, засекреченного исследовательского комплекса, плотно занимавшегося исследованиями лазерного оружия и вооружениями для Звездных войн. Глава института Александр Шейндлин передал в распоряжение команды 170 тысяч рублей — огромную по тем временам сумму, и даже не спросил, что они собираются делать с этими средствами.

Ходорковский с соратниками возглавил новое движение и взялся за формирование первых в стране кооперативов — фактически первых частных бизнесов. Новаторские законы, принятые в 1987 году, легализовали частные предприятия, их можно было открывать в наиболее дефицитных областях — в сфере потребительских товаров, услуг по ремонту обуви и прачечных. Через год закон расширили, и теперь под него подпадал наиболее прибыльный бизнес — торговля сырьем. Вместе с командой Ходорковский выгодно обменял полученные от Института высоких температур безналичные на твердую валюту, вырученную за экспорт древесины, а затем потратил ее на импорт компьютеров. Впрочем, эти действия частично контролировались сверху. Советская экономика остро нуждалась в западных технологиях, так как собственные компьютерные системы безнадежно отставали. Но западное эмбарго на высокотехнологичные товары создавало серьезные проблемы для импорта компьютеров. Ходорковскому и команде пришлось воспользоваться секретными торговыми каналами КГБ.

— Новое поколение бизнесменов появилось не из ниоткуда, — заявил директор российского отдела в Совете национальной безопасности США Томас Грэм. — Им помогали. В советском правительстве и в 1-м управлении КГБ некоторые люди понимали принципы работы западного мира и осознавали необходимость перемен.

— Горбачев приветствовал эти перемены, они стали официальной политикой, — сказал Кристиан