Художник войны - Максим Бутченко

– Е-у-у, т-о-у оуя рааоууж теее, чоо тт хоучее, – промычал еще раз Николай.

Его противник внимательно посмотрел на него, несколько секунд разглядывал, как тот привязан, а потом подошел и вытащил изо рта кляп. Пленник глубоко задышал.

Антон отошел чуть назад, демонстративно положил на стол автомат АК и рядом большой с зазубринами нож.

– Зачем тебе это нужно было? Почему ты воюешь против своего народа? – спросил он, присаживаясь перед пленником на деревянный с обтертой белой краской стул.

Николаев поднял глаза и в какой-то миг они встретились взглядами. Секундная дуэль глазами. Два противника, два бывших товарища, один обязан другому жизнью, тому, кто находил в нем отдушину. Теперь оба – по разные стороны войны.

– То, что сейчас строится в России, никакого отношения к славянскому миру, к «русской весне», к СССР вообще не имеет. Они хотят насадить это в Украине. Это какая-то помесь фашизма православного… все это неправильно, – проговорил Николай.

– Неправильно? – вскричал Антон. – Ты знаешь, что во Львове бойцов «Беркута» поставили на колени, а потом отправили искупать вину кровью на восток. Так вот, многие из них, прибыв на фронт, сразу же перешли на сторону ополчения и мотивировали свое решение именно публичным унижением – это о чем говорит? Кто фашист?

Пленник опустил глаза. Казалось, он ищет слова, фразы, которыми можно достучаться до друга, проскользнуть мышью в его закрытое сердце.

– Антон, вспомни, как ты тогда меня спас. Разве я враг тебе? Когда мы шли тогда по выработке, ты поддерживал меня, чтобы я не упал, проявил сострадание. Как я мог измениться? Местная власть способствовала всему этому. Криминалитет, регионалы, которые использовали мэров городов, использовали людей, свозили со всей области и создавали массовку для пророссийских митингов. Пока не пошла цепная реакция. На самом деле это проблема, именно порожденная внутри самой области. А Россия подключилась. Это искусственное разделение на овец и баранов. Разве мы были врагами? Я враг тебе? – кричал подвешенный солдат.

Антон прислушивался к своему сердцу, он искал ручейки логики, смысла, которые позволили бы ему честно ответить на этот вопрос. Не перед Колей – перед собой. В воздухе скопилось такое напряжение, словно здесь и сейчас решаются судьбы мира.

Ему хотелось сказать, что да, Коля, ты не враг мне, и как можешь быть врагом, если я стоял между тобой и твоей смертью. Большой поступок это или маленький, но Антон ощущал некую нить, которая тянулась от него к Николаю.

– Ты еще можешь все изменить. Нельзя же воевать за фашистов. Разве так делали наши деды? – спрашивал Антон.

– Мои деды сражались в Советской армии за Украину. Вы говорите «деды воевали». У меня создается впечатление, что они воевали в полиции. Потому что не могут деды-герои породить внуков, которые пытают, убивают, похищают, – ответил Николай.

Еле сдерживая себя, Неделков зашагал по комнате, отсчитывая шаги, как секундная стрелка время. Разве он не видит, что происходит? Как с ним быть? Что делать?

Сердце выскакивало из груди, будто голубь из рук. Казалось, его душа подвешена на одной верёвочке с Николаем, весь вес прошлого оттягивал ее, она дрожала от напряжения, растягивалась и опять чуть сжималась. Она висела на одном хрупком волоске.

Внезапно Антон схватил нож, поднес к горлу Коли, медленно поводил по шее, так что узкие капельки закровоточили из порезов.

– Одно движение разделяет человека от смерти. Ты храбрый, потому что думаешь, что знаешь меня. Разве ты не боишься умереть? – говорил он, не находя больше никаких аргументов.

Конечно, пленник боялся. Он напрягся всем телом, страх поплыл по его сознанию хлипкой лодкой в океане. Еще одно слово – и ничто не остановит его нынешнего соперника.

– Я понимаю, что это звучит смешно – под острием ножа, но то, что делаю, это глубоко мой личный выбор. Я, может, романтик, но хочу помочь своей стране, чтоб она стала ближе к той мечте, которая у многих была на Майдане, – медленно проговорил Николай.

Антон искал какие-то слова, предложения, но тут в дверь вломились его товарищи. Они приехали на БТРе, готовые погрузить пленника и отвезти его на базу.

Один из «ополченцев» срезал с пленного веревки, на которой тот был подвешен, рассёк узлы на ногах, чтобы тот мог идти. Стоял светлый летний день. Голубое фарфоровое небо разрезали трещины тонких, длинных облаков. Какая-то птица маячила над полем движущейся точкой жизни, которая выстраивала свои графики встреч и расставаний. И тут раздался грохот, прозвучала короткая очередь. Потом взрыв. БРТ моментально вспыхнул, как будто зажжённую спичку поднесли к осенней сухой траве.

– «Укры», лежать всем, бере… – успел крикнуть «ополченец», который вел Николаева, и тут же безмолвно свалился наземь. Снайпер сработал точно. Пленный мгновенно рванул в сторону. Бойцы украинского батальона выследили, кто похитил их командира и теперь были готовы разнести все и всех к чертям собачьим. Антон, пригибаясь от свиста пуль, рванул за беглецом.

Тот скрылся в кустах, только легкий шорох сопровождал его движения. Неделков видел мелькавшую куртку, тропинка извивалась в придорожных зарослях, казалось, вот он потеряет его из вида. Но беглец вдруг споткнулся и покатился кубарем в небольшой овраг. Антон в прыжке налетел на него, когда тот приподнимался. С гулом оба тела упали на землю. Придерживая одной рукой связанные руки Николая, второй он приставил к горлу все тот же нож с зазубринами. Чуть надавил, и капельки крови покрыли блестящее лезвие, как отблеск заката покрывает неровными кровоподтеками зеркальный киевский небоскреб.

– Дернешься, убью, – предупредил Антон.

Николай на секунду замер. Но тут послышались приближающиеся шаги сепаратистов. Это был последний его шанс, как бывает один шанс для смертельно больного человека исцелиться, или как одинокому бомжу, который потерял семью и достоинство, вдруг найти миллион в мусорном баке.

Николай рванул телом, стараясь ногами спихнуть с себя «ополченца». Его попытка – движение, которое заняло три секунды – сумма напряжений мышц спины, рук и ног. Эта сумма должна вывести за знаком «равно» хоть какой-то результат. Если он сейчас не рискнет – это плен, пытки и позорная тягучая смерть. Но результат уравнения движения оказывался не таким, как он хотел.

Первая секунда – Антон сдавил руки пленного. Вторая секунда – упираясь ногами, сдержал удар по своей спине. Третья секунда. Самая длинная. Позже Неделков часто будет ее прокручивать в голове, а порой она – секунда – станет приходить к нему в страшных кошмарах. Украинец почти вырвался, вывернулся ужом, когда в его спину вонзился нож так, что острие вышло из груди. В тот момент, когда борьба была в самом разгаре, второй «ополченец» увидел, что противник почти побеждает, моментально пронзил Николаева насквозь.

Кровь брызнула в лицо Антона. Теплые, практически горячие струи жизни орошали кожу, как вода из душа. Тело Николая дернулось в последнем, предсмертном рывке.