Художник войны - Максим Бутченко

«В ходе боевых действий в Луганской области взорвали насосную станцию в районе Молодогвардейска. В результате краны в Ровеньках пересохли. Больше двух месяцев прошло, как в городе закрыли свои филиалы все украинские банки. Не работает ни один банкомат. Для того чтобы снять деньги, людям приходится ехать в Харьков – это больше 300 км. Или в российский город Гуково, что рядом – в Ростовской области. Дефицит товаров поднял цены на местном рынке в два раза. Все крупные бизнесмены покинули город, большая часть малых предприятий не работает, а шахтеров начинают отправлять в бесплатные отпуска. Жуткий дефицит хлеба. Горожане занимают за хлебом очередь в 4–6 часов утра. При этом на руки продают не более двух буханок. Плохо работает мобильная связь. Правда, не вся – МТС периодически «лежит», а по Киевстару можно дозвониться только по ночам», – гласила «оналитика».

– Плохи дела, – пробормотал Ильич и наконец-то стянул очки с носа, засунув их в карман. Митяня, как плюшевый мишка без ваты, обмяк на стуле.

– А че, Батя, как там Россия, поможет же, а? – расслабленным голосом обратился он к шефу.

Батя закряхтел. Хотелось бы сказать, «да, конечно», но что-то маловато новостей от ростовских руководителей. Те все талдычат: держите город, сохраняйте порядок, главное – национальную гвардию не впустите. Какая там гвардия? Все, кто стреляет вокруг, – бандюки, их разборки. Вон недавно с Алексеем Мозговым, командиром армии юго-востока, не слабо сцепились. А все из-за чего? Казачки наши грабанули ликеро-водочный в Красном Луче – зашли трое при полном вооружении, сказали хозяину: тащи два по литру. Тот заерепенился. У казаков «крышу» и снесло – привязали владельца магазина к стулу и вынесли водки, сколько смогли. А когда, уже навеселе, ехали назад в Ровеньки, то «мозговые» остановили их на блокпосте – выяснять, почему те пьяные. Казаки Ильича надерзили и послали их куда подальше, вырвались с блокпоста, а за ними погоня. Уже в окрестностях Ровенек ополченцы постреляли друг в друга, положили парочку с одной и другой стороны. А местные жители слышат – АК строчит, и думают, что «правосеки» наступают.

– Пусть так думают, боятся, – рассуждал Ильич. – Слишком тихо в городке, поэтому нужно ввести комендантский час, а потом пару раз его специально нарушить. Ребята недавно поставили гранатомет в районе шахты № 71 и давай в поле стрелять. После 20–00 уже тихо, мало кто на улицы выйдет – а в поле так громыхает, что на полгорода слышно.

А пока хмурый Ильич сидел в мэрском кабинете. Лампа все так же нервно подмигивала. Митяня легонько помахивал ногой. А в воздухе две мухи непрестанно кружили, сплетаясь в воздухе телами и разлетаясь по сторонам, словно танцевали мушиное страстное танго.

– Решил. Давай сзывать на завтра городское собрание, будем поднимать боевой дух, – сказал Батя.

И ударил по севшей на столе мухе. А если подробнее, то дело было так: первый заместитель встал с кресла, раздался хлопок по мухе, и довольный Гвоздь, как в школе, пальцами пуляет в Митьку изуродованный трупик черного как смоль насекомого.

На следующий день площадь перед горисполкомом гудела нагревающимся бойлером в первые холодные дни. Собралось человек сто.

– Разной масти, – как сказал бы усатый казак. Но он этого не сказал, потому что у него никто не спрашивал, а без надобности не говорил – так его научили в местах, не столь отдаленных.

А ровенчане гомонили, словно на утреннике в детском саду.

– Американцы виноваты, разжигают войну, а их пособники в Киеве продались за доллары, украинской экономике хана, долги ее съедают, – деловито говорила бабуля, укутавшись в ситцевый платок, своей соседке.

– Ага, мы потерпим. Москва не сразу строилась. Главное, что будем жить без фашистов и олигархов. Вот скоро Россия начнет нам деньги выдавать. В рублях. Ну и что? Главное, что мы выживем. А газ – будет у нас, а вот Киев замерзнет, – поддакивала ей худая женщина с короткой прической.

Толпа гудела, но все ждали выхода главного героя – коменданта. С серо-железных небес, словно простреленных пулями, просачивались капли дождя. Погода стояла мерзкая, но народ не расходился. А все потому, что люди Донбасса долго жили без идеи. Не было связывающего замысла, который бы, подобно клею, скреплял общество одной сутью. Никто не говорил: «А давайте создадим национальное государство, в нем будут украинцы. Или давайте станем в евразийском мире маяком, светочем духовности, “русским миром”».

Ничего из перечисленного не приживалось в Донбассе. Не было почвы – ни для национального освободительного движения – слишком много национальностей намешано, ни для духовности.

С 1950 годов на восток Украины пригоняли русских, украинцев, татар, армян, бывало прямиком из колоний – под досрочное освобождение. Старожилы помнят, что на шахте из десяти человек звена – восемь бывшие заключенные, а горный мастер (или десятник, как раньше говорили), их непосредственный начальник, боялся им слово лишнее сказать.

С послевоенных лет в регионе проходил некий советский эксперимент – этническое обезличивание. Кроме пары песен о шахтерах, на Донбассе не было своей, уникальной культуры, глубокого ряда символов и знаков, которые отличали бы жителей шахтного края от остальных. Национальные особенности и любое своеобразие человека стирались, словно ластиком. Они, люди, теперь рабочий класс, однообразным стройным шагом идущий на завод или шахту. Даже со стороны педагогов всячески поощрялось незнание своего происхождения, корней, если они выходили за рубежи Донбасса. Обезличенные люди жили в обезличенных городах. Особо строго советская власть требовала типового подхода – в архитектуре, в названии улиц. Действовали одни-единственные правила во всем. Стоит приехать в какой-либо провинциальный городишко в Луганской области, и не найдешь ни одного интересного старого здания.

Это безликое общество перекочевало из Советского Союза в Украину. Как будто кто-то нажал «скопировать», а потом «вставить» – людьми управляли и всегда рисовали им образ врагов. Так было, когда в 2004 году шахтеров по спискам отправляли митинговать в Киев за кандидата в президенты Виктора Януковича. Или когда раздавали листовки с изображением Украины, поделенной на две части – нормальная и «фашистская». Эти общественные настроения периодически, как чайник на печке, подогревались. Стоит ли удивляться, что первое, чего захотели жители Донбасса – отделения от Киева? Тогда же они почувствовали острую нужду заполнить смыслом коллективное «я».

Тогда же появилась Идея справедливого общества – без фашистов и богатеев. Никого уже не волнует, что эта Идея принесена в папке из кремлевских кабинетов, разработана российскими аналитиками. Никто об этом не переживает, наоборот, ради этой Идеи жители готовы в очередной раз потерпеть и принести в жертву часть своего комфорта – даже пострадать, помучаться.

В этом их отличие от Крыма, который шел на полном ходу под надутыми парусами к берегам более сытой жизни, но пока что судно прибило волнами на полупустой полуостров полумечты. А Донбасс хочет выжить под знаменами той веры, которую его жители приобрели в последние месяцы. И склонны к тому, чтобы стать мучениками этой веры. По крайней мере, большинство – готовы мерзнуть, голодать, сидеть без воды, связи. Жители Донбасса приносят себя в жертву Новому миру, как Авраам приносил в жертву своего сына Исаака. Так же надеясь, что в последний момент, когда занесенный над горлом нож повиснет в воздухе, их кремлевский бог откликнется и спасет донбасского мальчика.