Мир, полный слез - Кит МакКарти

Сорвин поджал губы и бросил взгляд на Фетр.

– Отметьте это, констебль. Ссадины на правой кисти и предплечье.

Ей с трудом удалось вернуться к реальности, отвлекшись от жуткой картины, которая маячила у нее перед глазами. Ее неотступно преследовала одна мысль: Как они потом воссоединят все это?

– Фетр?

– Да, сэр. Ссадины, сэр, – моргнув и собравшись с духом, ответила она.

Не спуская глаз с тела, она вытащила из кармана блокнот и записала то, что требовалось.

В течение последующих двадцати минут доктор Аддисон занималась вскрытием внутренних органов. К этому времени все уже порядком устали, а учитывая то, что она работала не в центре зала, а на подставке возле дальней стены, никто, кроме Стивена, не обращал на нее внимания. Стивен взвешивал органы, записывал результаты и ассистировал Аддисон.

Последним она вскрыла по всей длине змеевидный кишечник, и атмосферу секционной, без того уже тяжелую, наполнил такой сильный запах фекалий, что дышать стало невозможно. У Фетр однажды было пищевое отравление, и эти миазмы напомнили ей неприятное время, проведенное ею на стульчаке с бурлившим животом и отвратительным жжением внизу.

Затем Аддисон кивнула Стивену, и он перенес тазы с органами на центральный стол. После этого он оторвал от большого мотка желтый пластиковый мешок, раскрыл его, погрузил в полость тела и переместил в него вскрытые органы вместе со склизкими потоками зеленой, коричневой и серой жижи. Доктор Аддисон отошла в сторону, так как на этом ее обязанности закончились, и принялась снимать перчатки, маску, колпак, передник и халат. Затем она вымыла руки и повернулась к Сорвину с нежной и в то же время ядовитой улыбкой.

– Он сгорел заживо, – сообщила Аддисон, идеально артикулируя каждое слово и с полным безразличием в голосе.

– То есть он не был мертв, когда его охватило пламя?

– Легкие и дыхательное горло покрыты сажей. А это значит, что он еще дышал, когда машина загорелась. Кроме того, сохранившиеся ткани пострадали от угарного газа, поэтому нет сомнений в том, что он был жив. Все это, в сочетании с отсутствием серьезных повреждений на теле, указывает на то, что жертва сгорела заживо. Все очень просто.

– А что со ссадиной на руке?

– Это незначительное повреждение.

– Вы уверены?

– Конечно. – Она сочла этот вопрос оскорбительным, и Фетр подумала о том, что доктора Аддисон легко вывести из себя. – С чего бы мне сомневаться?

Сорвин хотел было заметить, что в его практике еще не было случая, чтобы судмедэксперт выносил свой вердикт с такой поспешностью – этому всегда предшествовали многочисленные анализы и дни размышлений, сопровождаемые постоянными просьбами и улещива-ниями. Однако вместо этого он спросил:

– А как насчет токсикологии?

– Безнадежно, – ответил Стивен. – После того, что перенес этот бедняга, вся его кровь превратилась в черную сыворотку, да и мочи нет, потому что, скорее всего, он обмочился.

Аддисон подошла к нише, забрала свои бумаги и направилась в раздевалку.

– Я все запишу, после того как приму душ. И надеюсь, после этого я наконец смогу поехать домой? А то вечер выдался слишком длинным и бесплодным.

– Стерва, – громко произнесла Фетр, когда за Аддисон закрылась дверь.

– Я как раз подыскивал слово, – улыбнулся Сорвин.

Они вышли из секционной в сопровождении Найд-жела и другого полицейского, оставив Стивена заниматься головой пострадавшего, которая теперь была набита ватой.

– Поехали. Нам пора, – промолвил Сорвин.

Они вышли на улицу, и Фетр показалось, что стало еще холоднее.

– Как насчет выпить? – спросил Сорвин. – Здесь поблизости есть неплохой паб.

– Да, было бы неплохо, – неуверенно ответила Фетр, хотя эта мысль ее весьма привлекала, поскольку это была возможность вернуться к нормальной жизни.

– В следующий раз? – мягко переспросил он, заметив выражение ее лица.

– Пожалуй. У меня голова раскалывается.

– Ну ладно.

Фетр оставалось лишь уповать на то, что он не сочтет это вымышленным предлогом.

– Значит, ничего подозрительного, – промолвила она, подходя к машине и открывая дверцу. – Скорее всего, самоубийство.

– С чего ты это взяла? – осведомился Сорвин, обойдя машину с другой стороны.

– Но ведь никаких признаков насилия нет, – смущенно откликнулась она.

– Возможно. И все же я не люблю пожары: что бы там ни говорила леди Куинси, слишком многое улетает вместе с дымом. И прежде всего, у нас нет токсикологии, которая могла бы выявить, что он был накачан наркотиками и поэтому оказался в таком беспомощном состоянии. Как бы то ни было, даже в состоянии крайней депрессии люди редко прибегают к подобному способу самоубийства. И мне все это не нравится. – Сорвин уселся на пассажирское место. – К тому же в машине не было ручки на дверце, – добавил он, когда Фетр залезла в машину и включила зажигание. – Он не мог вылезти, даже если хотел.

– Что случилось, Малькольм?

Обед был закончен, и напряженная атмосфера постепенно разрядилась, хотя Нелл так и не вернулась. Все перешли в гостиную с большим восьмиугольным кофейным столом и, устроившись за ним, приступили к чаю, кофе и послеобеденным напиткам. Именно в этот момент Айзенменгер, возвращаясь из ванной комнаты, перепутал двери и стал невольным свидетелем беседы Тристана с Грошонгом.

Голос Тристана доносился из комнаты, располагавшейся слева по коридору. Айзенменгер понимал, что подслушивать чужие разговоры неприлично, и тем не менее он остановился. События вечера всерьез заинтриговали его.

– Машина горела на самой границе поместья, возле просеки. Внутри обнаружен человек. – Низкий хриплый голос Грошонга было легко узнать.

– О господи! Несчастный случай?

– Машина стояла в стороне от дороги, на прогалине, – помолчав, ответил Грошонг.

В комнате повисла тишина, а потом до Айзенменгера долетел испуганный голос Тристана:

– Это?..

Ответа Грошонга он не расслышал.

– Боже мой! – воскликнул Тристан.

– Да. И это еще не все, – пророкотал управляющий.

– Что еще?

Это было произнесено чуть ли не в панике, и в ответе Грошонга прозвучали презрительные нотки:

– Не волнуйтесь. Ничего страшного. Хотя, возможно, к нам наведается полиция.

– Зачем? С какой целью?

– Потому что все произошло на вашей земле. Это чистая формальность. Только не поднимайте паники. Им не удастся связать эту смерть с кем-нибудь из членов вашей семьи.

– Ты уверен?

– Да. – Это было сказано с такой убежденностью, что дальнейшая беседа теряла смысл.