Гувернантка для монстра - Лилия Орланд

Мы с Лючиной тоскливо переглянулись.

– Папа расстроится, – чуть не плакала она.

– Погоди киснуть! – у меня появилась идея. – Раз уж мы всё равно испортили карту, и назад ничего не вернуть, давай разрисуем её? Внесём свой вклад в папину работу?

– И папу нарисуем? – оценила девочка идею.

– И папу, – согласилась я. Чего уж теперь мелочиться, понятно было, что мсье Милфорд открутит мне голову, как только войдёт в кухню. Так хоть получу удовольствие от творчества напоследок.

Обсудив сюжет будущей картины, мы остановились на том, что необходимо изобразить папу возле лесного домика, в котором он (по нашим представлениям) ночует во время поездок. Рядом с домиком должны расти деревья и цветы (на них настаивала Лючина).

Нарисовать шедевр было предоставлено мне, а Лючина должна была раскрашивать. Но когда дело дошло до папы, девочка уже устала смотреть, как я рисую, и попросила попробовать самой.

Я не смогла отказать и теперь с душевным трепетом наблюдала, как моя ученица стоит на табурете и, высунув от усердия язык, тщательно выводит два овала – побольше и поменьше. К большому она пририсовала две длинные веточки с пятью прутиками. Я так поняла, что это пальцы. Зачем мсье Милфорд так их растопыривал, уточнять не стала, боясь спугнуть вдохновение.

Лючина вся преобразилась в этот момент. Исчезло смущение. Страх, то и дело мелькавший в её взгляде и опущенных плечах, полностью оставил её. Теперь это была обычная девочка, увлечённая интересным делом.

Повинуясь вдохновению, Лючина нарисовала рядом с крупным человечком ещё одного – маленького.

– Это ты? – не удержалась я от вопроса. Девочка только кивнула, не отрываясь от творческого процесса. Я была уверена, что малявка никогда не ездила с отцом в лес. Но то, что она рисовала себя рядом с ним, многое мне рассказало об их отношениях.

Лючина явно любила своего папу, а он любил дочь.

Когда она закончила и, окинув гордым взглядом свой шедевр, повернулась ко мне, я с трудом сумела удержать серьёзное выражение на лице. И… похвалила девочку.

Всё равно мсье Милфорд меня убьёт, так чего расстраивать ребёнка.

– У тебя прекрасно получилось, – с излишним энтузиазмом произнесла я, а потом добавила: – Чуть позже мы поработаем над анатомией человека. Но для первого раза – просто превосходно.

Лючина просияла от моей похвалы.

А потом мы раскрашивали картину. Девочка – себя и папу, а я домик, деревья, цветочную поляну, на которую, увлёкшись, добавила лесную полосатую кошку с выводком котят. Они играли с яркой бабочкой, опустившейся на нос одного из них.

Работа вышла долгой, трудоёмкой, но зато она сплотила нас с Лючиной и помогла лучше узнать друг друга. Завершили мы нашу картину ближе к вечеру, сделав лишь маленький перерыв на полдник, и выпили по чашке чая с намазанным на хлеб маслом.

И сейчас перемазанные краской, с растрепавшимися волосами, но безумно довольные, мы рассматривали наш шедевр.

– Папе понравится, – пообещала Лючина.

Я бы скептически хмыкнула, но не хотелось расстраивать девочку, поэтому коротко ответила:

– Угу.

Но без ложной скромности должна заметить, что получилось и вправду неплохо. Конечно, наш дуэт был ещё слишком молод. Мы только притирались друг к другу. И разные художественные стили бросались в глаза, как и подход авторов к реалистичности изображаемых объектов…

Стоп, я больше не ученица пансиона и не отвечаю заданный урок.

– Мы молодцы, – раздался рядом голос Лючины, отвлекая меня от мыслей.

– Да, – ответила я, забывшись и снова опустив руку, чтобы потрепать её по голове.

Видимо, Лючина тоже ненадолго забылась, потому что отстранилась лишь несколько секунд спустя.

С ужином проблем не возникло. Мы разогрели приготовленное мсье Милфордом жаркое. Лючина пыталась было настоять на салате, но я убедила её, что мы обе слишком устали, чтобы возиться с готовкой.

Она странно посмотрела на меня, но спорить не стала.

В своей постели я долго крутилась, наполненная эмоциями прошедшего дня. Так много всего случилось сегодня. Нового и неожиданного для меня. Я всё ещё переживала из-за испорченной карты. Но видела больше хорошего, чем плохого.

И пусть в первый раз растопить печь и сварить кашу у меня не получилось, зато, похоже, я нашла поход к девочке. Конечно, наши уроки протекают несколько… нетрадиционно. Но, думаю, постепенно всё войдёт в свою колею.

Главное, чтобы мсье Милфорд меня не убил и не уволил.

Дни наши были насыщены уроками, эмоциями и попытками притереться друг к другу.

Я уже поняла, что Лючина не умеет читать и очень этого стесняется. Конечно, в этом была и моя вина. Не стоило так напирать на неё с самого начала. Но я не могла предположить, что шестилетняя девочка может не знать даже букв. Ох, и поговорю я с мсье Милфордм, когда тот вернётся.

Если, конечно, сперва он со мной не… поговорит.

Об испорченной, точнее обновлённой карте я старалась не думать. И даже уроки перенесла в гостиную, чтобы пореже её видеть. Даже ели мы теперь здесь, в кухне только разогревая жаркое.

Зато после этого «урока живописи» Лючина почти перестала меня стесняться. Я воспользовалась этим и провела первые уроки в форме беседы, рассказывая о том, как сама познавала разные науки. При этом перед нами в открытом виде лежали учебники, и я то и дело ссылалась на какое-нибудь упражнение, которое не слишком хорошо мне давалось. Девочка заразительно смеялась, уже без прежнего страха водя пальцем по картинкам, а затем и по буквам.

Я чётко проговаривала каждую, а Лючина повторяла. Когда она начала узнавать их в тексте, счастью не было предела. А у меня теплело на душе при взгляде на эту искреннюю радость.

Сегодня у нас был интеллектуальный прорыв: Лючина уже выучила несколько букв и теперь пыталась складывать их в слоги.

– «П», «А», – тщательно, с чёткой артикуляцией выговаривала она, а затем, задумавшись на несколько секунд, неуверенно выдавала: – Па?

– Совершенно верно, – я кивала, не отрывая взгляда от учебника, боясь спугнуть прогресс лишним движением.

– «П», «А», – дошла она до второго слова и, снова задумавшись, повторила: – Па…

– Угу, – негромко подтвердила я.

– Па… Па… – недоуменно произнесла Лючина, и тут до неё дошло: – Папа! Папа!

Девочка вскочила и, бросившись ко мне, крепко обняла за шею. Я застыла, чувствуя, как колотится её сердечко. Пару секунд мне казалось, что сейчас Лючина разрыдается от переполнявших её эмоций, но она уже отстранилась.

Я намеренно пролистнула страницы с мамой, решив, что для начала это будет болезненно. Ведь девочка потеряла мать. Поэтому мы сразу начали с папы, и неподдельная радость открытия показала, что я не ошиблась.