Фарфоровые куколки - Лиза Си

к веренице машин, из которых доносились песни, крики и речовки, и двинулись к месту, где было пришвартовано греческое судно «СС Спайрос». Монро рассказал, что это судно было зафрахтовано компанией «Мицуи» для перевозки восьми с половиной тонн черного лома в Японию. Мы ехали туда, чтобы выразить протест по поводу этой отгрузки.

Тот факт, что Монро взял меня с собой на эту демонстрацию, много говорил о нем самом. Он был китайцем, рожденным в Америке, как и я, и по рождению обладал правом на свободу слова. Как говорила Элен, он был из тех, кого называли «новой метлой», стремившейся очистить мир от грязи и несправедливости.

— Такие девушки, как ты, должны присоединиться к бойкоту Японии и отказаться от шелковых чулок. — Волосы Монро при этих словах развевались на ветру, а глаза горели убежденностью. — Нельзя отдавать металлолом в загребущие руки япошек, чтобы они не превращали его в бомбы и снаряды, которые потом сбрасывают на Китай.

Мы с Монро схватили транспаранты, он смело взял мою руку и сжал ее. Так, рука в руке, мы и присоединились к протестующим, окружившим причал.

— Победа! Победа! Победа! — громко скандировали люди.

К нахлынувшей толпе присоединялись другие демонстранты из Чайна-тауна. Матери раздавали напитки, сэндвичи, апельсины, булочки и пончики. Одна семья даже принесла целого жареного поросенка! Вскоре все собравшиеся держали в одной руке плакаты, а в другой — по куску жареной свинины. Это была самая крупная китайская демонстрация в Америке, которую я когда-либо видела. Я в жизни не бывала на подобных мероприятиях, и мне казалось, что то же самое можно было сказать и о большинстве присутствующих. Монро подарил мне незабываемый день, и я была очень рада, что он взял меня с собой.

Демонстрация в итоге собрала пять тысяч участников. Эллис Паттерсон, губернатор округа, которого Монро назвал либеральным политическим деятелем, обратился к протестующим с речью:

— Было сказано множество слов, пресса гневно осудила отправку военных грузов в Японию, и все прогрессивные деятели выразили свою позицию в поддержку демократии и против агрессора, но вы — единственные, кто сделал что-то реальное для решения этого вопроса!

Через два часа, когда все закончилось, мы с Монро решили не возвращаться в Чайна-таун, а пошли прогуляться пешком вдоль порта. Он привел меня на одну из пристаней. Мы молча смотрели друг другу в глаза, пока он наконец не собрался с духом и не поцеловал меня. Его губы показались мне какими-то вялыми. Я так долго мечтала о первом поцелуе с парнем, который бы мне нравился, но этот поцелуй почему-то не зажег во мне волшебных огней, какие я себе представляла.

Наверное, Монро тоже не понравилось, потому что больше он не пытался повторить поцелуй. Он сунул руки в карманы и стал смотреть на воду, а я стояла перед ним и отчаянно пыталась придумать, что бы ему сказать.

— Ты придешь на открытие? — наконец робко спросила я.

Он отрицательно покачал головой и сказал, что не пойдет — ни ради Элен, ни ради меня. После долгой паузы он добавил:

— Пожалуй, пора отвести тебя домой.

Весь задор, который наполнял его во время демонстрации, иссяк.

Итак, этот день ознаменовался захватывающими приключениями и неудавшимся свиданием. У меня было мерзко на душе, потому что я не смогла угодить ему, именно в тот момент, которого ждала с такой затаенной надеждой.

Я не могла поговорить об этом ни с Руби, ни с Элен. С Руби — потому, что тогда мне пришлось бы признаться, что мы с Монро провели большую часть дня на демонстрации против Японии. А с Элен — потому, что речь шла о ее брате.

Оставалось надеяться, что следующее свидание будет лучше первого. Если вообще будет. Надо же было как-то исправлять ситуацию с поцелуями.

Элен. Белоснежные бутоны

Мама любит повторять поговорку: «Хочешь, чтобы нога вошла в новую туфлю, — измени ее». Она считала, что я должна оправдывать ее ожидания и смиренно принимать любые изгибы судьбы.

Крестьяне в нашей деревне в Китае были близки к земле, к природе. Они считали, что время не ждет человека. А еще у Будды было такое высказывание: «Да живет каждый жизнью, лишенной страданий».

Получив работу в «Запретном городе», я смогла применить на практике мудрость всех этих высказываний, вместе взятых.

Наступило двадцать второе декабря 1938 года. От торжественного открытия клуба нас отделяло каких-то несколько часов. Когда я выходила из дома, мама с невестками украшали рождественскую ель — это была маленькая американская уступка нашим малышам.

В небольшой сумке лежало длинное, до пола, платье чонсам[14], заказанное для меня матерью у одного из лучших портных Шанхая. Я не знала, доведется ли мне сегодня его надеть, но на всякий случай взяла платье с собой.

Когда я подошла к клубу, его неоновая вывеска переливалась красным, золотым и зеленым, а буквы, составленные как будто из бамбуковых палочек, складывались в название «Запретный город». Я поспешила наверх.

Стены клуба были украшены расписным шелком и вышитыми гобеленами. На полках и в углах стояли китайские вазы. Слева располагался бар с высокими стульями, обтянутыми красной кожей, на стенах красовались панели из бамбука. В центре зала было место для выступлений и танцев.

На столиках, окружавших танцпол, лежали блестящие салфетки, отражавшие свет маленьких настольных ламп с красными стеклянными абажурами, напоминавшими конусовидные шляпы. Я толкнула дверь, ведущую на кухню, и оказалась в царстве хаоса.

Повара хорошо знали друг друга, потому что уже работали вместе в клубах и кафе данного района, и это было заметно по их препирательствам и шуткам. Миски и сковороды гремели, ножи стучали по разделочным доскам, лопатки грохотали по краям воков. В воздухе висел густой пар. И это все происходило еще до того, как сюда поступил первый заказ!

— Вон! Вон! — закричал один из поваров. — Ты нам тут не нужна! — Он потряс в воздухе ножом. — Нарублю тебя в мелкую соломку, если не уберешься!

Я прошла сквозь кухню в служебные помещения и оттуда наверх, в гримерные. Те, кто пришли раньше остальных, заняли места возле зеркал. Я сразу увидела Грейс, которая, вытянув ногу, натягивала специальный сценический чулок, сделанный из такой тугой сетки, что если девушка долго такие чулки не снимала, на ее теле оставались следы. Она помахала мне рукой, и я стала пробираться к ней между гримирующимися девушками. Ирен и Мэй уже переоделись в костюмы для первого номера: длинные красные атласные платья, держащиеся на одном плече и с разрезом на