Вкус страсти - Дженнифер Блейк

Это было невыносимо.

Тем не менее обучение королевским манерам и протоколу продолжалось днем и ночью. В качестве учителей большей частью выступали один-два придворных, приближенных короля, и происходило все в тайне. Естественно, пока дело не дошло до танцев. Очевидно, считалось, что любой принц в состоянии непринужденно скакать.

Но раз уж он вынужден страдать от такой смехотворной опеки, то пусть его опекуном будет не какой-нибудь стареющий музыкант с веретенообразно изогнутыми ножками и беззубым ртом, каким бы знающим и рассудительным этот учитель ни был. Дэвид потребовал, чтобы танцам его учила леди Маргарита.

— Где вы были? — возмутился он, подбоченившись и глядя, как она идет к нему по длинной галерее — грациозная фигура в бледно-зеленом шелковом платье, украшенном вышитым орнаментом из зеленых виноградных лоз, придававшим ей столь же провокационный, как и призрачный вид лесной нимфы. — С тех пор как мы приехали сюда, я вас почти не вижу, если не считать обедов.

— Поскольку в замке поселилась вся охотничья компания короля, супруга хозяина леди Джоанна считает благоразумным не выходить из своих покоев. Ее дочери и я уделяем ей как можно больше внимания. Замечу, что она грубовата, а рука у нее тяжелая, как у капитана вашего отряда. — В ее карих глазах искрился смех. — Вы не поверите, сколько времени у нас уходит на вышивку гобелена, который леди желает повесить в главном зале. Гобелен должен стать своеобразным отчетом о визите монарха, хотя на головах оленей растут древесные корни, а кролики больше напоминают мышей.

Дэвид не сдержался и улыбнулся. Ее шутки всегда повышали ему настроение, даже когда она поддразнивала его. Более того, один ее вид радовал его сердце. Он не помнил, чтобы раньше ее фигура имела такие соблазнительные изгибы, чтобы она двигалась с таким изяществом и была настолько очаровательна, но она стала именно такой, и это приводило его в восторг. А если его своенравное тело отреагирует чересчур остро, по крайней мере, его камзол не настолько короткий, чтобы это стало очевидным.

— Бедная леди Маргарита! Шитье никогда не было вашим любимым занятием. Я, кажется, припоминаю, как помогал вам распарывать половину сделанных стежков.

— И с вашей стороны было весьма любезно оказать мне помощь в этом деле, — отозвалась она, останавливаясь перед ним. — Теперь я несколько лучше орудую иглой, но, смею надеяться, это не тот навык, который вам сейчас пригодился бы.

Он сказал ей, чего именно он от нее хочет, и стал ждать, что она на это ответит.

— Научить вас танцевать? — переспросила она удивленно и нахмурилась. — По приказу Генриха?

— И никого другого.

— Я понимаю, что вам рано или поздно придется выйти в центр зала, чтобы стать во главе веселящихся, но, конечно…

— Так вы согласны? — перебил он ее, совершенно не желая слушать возражения. — Вы знаете все движения, какие сейчас в моде?

— Да, но…

— Превосходно. Приступаем немедленно!

Она бросила на него недовольный взгляд из-под опущенных ресниц, заставив его задуматься: не слишком ли деспотично он повел себя? Однако возражать она не стала. Испытав огромное облегчение, он повернулся и подал знак слуге, стоявшему у ширмы в дальнем конце абсолютно лишенной мебели галереи. Несколько мгновений спустя из-за ширмы донеслись звуки музыки — живенькая мелодия, энергично исполняемая на фиделе, лютне, трубе и рожке.

— Очень удобно, — заметила она, беря его под руку и идя с ним в центр зала. — Но скажите: музыканты скрыты по какой-то причине?

— Я должен оставаться инкогнито во время подготовки.

В ее темно-карих глазах промелькнул скептицизм.

— Однако же им любопытно!

— Полагаю, им заплатили, чтобы они не испытывали любопытства.

— Ах вот как…

Длительное время после этого обмена репликами он делал шаг вперед и шаг назад, поворачивался и ставил ногу, как ему показывала она, двигался так, словно находился в ряду других танцоров. Ее рука, которую он держал в своей руке, была такой тонкой, с длинными пальцами и красивой формы ногтями. Когда он сжимал ее руку, сердце у него начинало биться быстрее. Легкое касание ее юбок к его ногам жалило его, словно сотня пчел. Он с трудом удерживался от искушения бросить взгляд на холмы ее нежных грудей, выпирающих из-под корсажа, а тонкий аромат полевых цветов и разгоряченного тела женщины, разливавшийся между ними, когда она приближалась, пьянил его ничуть не меньше, чем малиновку перебродившие ягоды.

Еще будучи неоперившимся юнцом, когда его легко было поразить, он считал леди Маргариту выдающейся дамой. С тех пор ничего не изменилось: она оставалась для него воплощением красоты и элегантности, к тому же она была удивительно доброй девушкой. Он также когда-то считал, романтический идиот, что сохранить ее невинность — единственно достойное применение его умений. Как так могло случиться, что он никогда и не задумывался над тем, что другие могут увидеть в ней то же, что и он, но не мучиться подобными сомнениями?

Когда они приблизились друг к другу, а их поднятые руки образовали арку, позволяющую воображаемым танцорам пройти под ней, Маргарита недовольно скривилась.

— Учиться было бы легче, будь здесь побольше танцоров. Разве король не мог это устроить?

— Возможно, и мог бы, но выставлять напоказ мои неуклюжие попытки подражать тем, кто танцует лучше меня, — разве это достойно короля?

Она наградила его хмурым взглядом — возможно, рассердившись за его не слишком высокое мнение о собственных способностях.

— Но они ведь не узнают, что вы якобы Эдуард. Для них вы будете только Золотым рыцарем.

— Конечно, но позже кое-кто из них обязательно вспомнит мою неуклюжесть.

Она разглядывала его, да так пристально, что он почувствовал, как заливается краской шея, а также и другие части тела. Он видел свое отражение в зеркале ее бархатных, как корица, глаз, видел тени на ее щеках, отбрасываемые длинными ресницами. Он спрашивал себя: какой она будет на пике страсти, разделит ли она свой восторг или скроет его за опущенными веками?

— Вы уверены, что хотите это сделать, Дэвид? Вы не обязаны, знаете ли, тем более если поступаете так исключительно ради меня.

Его имя сорвалось с ее губ, словно мелодия, которую он мог слушать долгие-долгие часы. Этот звук так отвлек его внимание, что ему пришлось приложить усилие и мысленно повторить фразу Маргариты, чтобы понять, что она сказала.

— Я уверен, — твердо заявил он, — и не стану никоим образом менять условия соглашения.

Однако он ее, похоже, не убедил.

— Вы могли бы покинуть замок уже сегодня вечером. Если никто не знает, зачем вы здесь, у охраны на воротах не может быть никаких причин, никаких приказов остановить вас.

— Я дал слово, миледи.

Ее открытый взгляд на мгновение встретился с его, и она вздохнула.