Беллмен и Блэк, или Незнакомец в черном - Диана Сеттерфилд

Та самая щербинка меж зубами Розы на поверку оказалась ничуть не менее приятной для языка, чем Уилл представлял в своих фантазиях.

– Каждый раз, когда ты улыбаешься, я вижу эту щербинку и не могу удержаться от поцелуя, – сказал он.

– Ну тогда поцелуям конца не видать, – ответила Роза, – потому что я улыбаюсь все время!

Так оно и было. И эту самую фразу она произнесла с улыбкой. Он вновь ее поцеловал.

Сколько же воскресений прошло? Три, включая день первого знакомства. То есть всего-то пара недель, но их он провел в совершенно другом мире.

Поцелуи, объятия и ласки продолжались под деревом на краю поля. Его пальцы уже нашли все, что нужно, под ее нательным бельем; ее пальцы не отставали в этих изысканиях. Получив и доставив друг другу наслаждение с помощью рук, они не собирались останавливаться на этом.

– Я хочу… – начал он.

– И я тоже, – подхватила она.

Проблема заключалась в том, что после достопамятного спасения коровы и вечера, проведенного у них в гостях, Уилл проникся симпатией к этим людям и менее всего хотел бы причинить им боль. Такая милая, добросердечная женщина, первым делом позаботившаяся о его мокрой обуви. Обидеть ее? Это было немыслимо. А ее заботливый муж, у которого всегда найдутся слова утешения даже для перепуганной бессловесной твари? Нет, так не годилось. Это была счастливая дружная семья, и он просто не мог разрушить идиллию, тайком соблазнив их дочь.

Однако, однако, однако. До бесконечности так продолжаться не могло. Блаженство или катастрофа, называйте это как хотите, но рано или поздно неизбежное должно было случиться. Оставался один достойный выход.

И в четверг, посреди рабочего дня, находясь в сушильном цехе, он принял решение.

– Дядя Пол!

Пол тревожно привстал, когда Уильям ворвался в его кабинет с этим криком.

– Что такое?

Он уже приготовился услышать трагическую новость: загублена партия ткани, кто-нибудь обгорел или утонул…

– Дайте мне лошадь. Я еду в Вичвуд.

– Прямо сейчас? С какой целью?

– Там есть одна девушка. Я должен на ней жениться.

– Что, сию минуту? Так дела не делаются. Ну-ка, присядь.

Но Уильям не пожелал садиться. Он даже не убрал руку с дверной ручки, готовый отбыть сразу, как только получит разрешение. Пол начал задавать вопросы, но вразумительных ответов не добился. Что они за люди? А эта Роза – чем она обычно занимается на ферме? И почему Уилл прямо-таки должен на ней жениться?

В Вичвуд они поехали вместе. Пол убедился, что Уэстоны хорошие, достойные люди. Уэстонам пришлось по душе то, что они увидели в Поле. Во время их беседы Уилл и Роза, бледные от волнения, сидели на скамье у дальней стены, держась за руки. Свадьбу решили сыграть через две недели.

Планам, которые парочка мисс Янг строила насчет Уильяма, не суждено было сбыться. На последней холостяцкой пирушке в «Красном льве» Полли потрепала его по загривку, как домашнего пса:

– Девчонка, знать, собой недурна? – и, услышав ответ, заключила: – Вот и ладно.

Прядильщицы дразнили его безжалостно, так что вогнали в краску. Но их можно было понять: тешились-то напоследок, с женатым мужчиной уже не очень пофлиртуешь. И по всей фабрике, куда бы он ни пошел, рабочие жали ему руку c поздравлениями, пожеланиями и шутливыми предостережениями. Немой Грег подарил ему пару фигурок, жениха и невесту, искусно сплетенных из соломы.

На главной улице городка Уильям повстречал Джинни и Фреда, гулявших под ручку, – она порядком раздобрела, а он и вовсе заплыл жиром, лоснясь от сытости и довольства.

– Рады слышать новость, Уильям! Семейная жизнь – это прекрасно!..

– А это прислал Чарльз, – сказал Пол, протягивая письмо, в котором, помимо поздравлений, сообщалось, что Чарльз высылает картину – пейзаж Венеции – в подарок Уильяму и его молодой супруге, чтобы украсить их жилище.

Возвращаясь с мальчишника после полуночи, накануне дня свадьбы, Уильям в темноте не разглядел какого-то бродягу, сидевшего на корточках у стены. Налетев на препятствие, он едва не упал, отчаянно замахав руками, чтобы сохранить баланс. Бродяга завалился набок, издав глухое ворчание; брякнула опрокинутая бутыль.

– Люк? Это ты, Люк?

– Кто здесь?

– Это Уилл Беллмен.

Люк не спешил подниматься, шаря руками по земле. Наконец раздался слабый стеклянный звук и довольный возглас. Значит, бутыль не разбилась. Состояние Люка, судя по мощному алкогольному выхлопу, было таково, что он вряд ли узнал Уильяма, если вообще заметил чье-то присутствие. Уилл взял его за плечо – сейчас он казался еще тщедушнее, чем был в детстве, – и легонько встряхнул:

– Ты в порядке, Люк? Где ты нынче обретаешься?

Последовало долгое молчание, и Уилл уже было решил, что пьянчужка вновь погрузился в сон, но тут Люк подал голос:

– Я помню…

Продолжить он не смог и перешел на язык жестов, при его трясущихся руках такой же маловнятный, как и его речь. Поплевав себе на ладонь – во всяком случае это можно было истолковать именно так, – он с пьяной старательностью свел вместе подушечки большого и указательного пальцев, смочил их слюной и начал тереть друг о друга. Полная бессмыслица. Напрягшись, Люк выдавил из себя еще несколько звуков, в сумме похожих на слово «ро-гат-ка», и удовлетворенно икнул.

Уильям ждал дальнейших пояснений, но их не последовало.

– Завтра я женюсь, – сообщил он.

Никаких признаков того, что Люк его услышал. Постояв еще немного, Уильям собрался продолжить путь, когда вновь послышался голос Люка:

– А ты-то помнишь? Я помню…

Уильям оставил его и пошел домой. Его ждала последняя одинокая ночь в холостяцкой постели.

– Завтра я женюсь, – сказал он своему дому, переступая порог.

– Завтра я женюсь, – сказал он свече у постели, перед тем как ее задуть.

– Завтра я женюсь, – прошептал он подушке, опуская на нее голову.

А в последний момент перед погружением в сон ему вдруг вспомнилась фраза Люка, сказанная той пьяной ночью в «Красном льве»: «Я ее закопал, честь по чести».

Но и это воспоминание не помешало ему уснуть. Завтра он женится.

Уильям Беллмен больше не устраивал попойки в «Красном льве». Он больше не играл в карты с подмастерьями из сукновальни. Он погасил все долги, и ничто не отягощало его совесть. Та часть жизни осталась позади. Ему было двадцать шесть лет, он имел стабильный доход и крепкое здоровье, при этом пользуясь всеобщей любовью и уважением. После пяти лет семейной жизни он находил еще больше причин для влюбленности в свою жену, чем в день их свадьбы; а если порой и случались споры, то они были краткими, беззлобными и в конечном счете продуктивными. Их дочь Дора была здоровой, смышленой и любознательной девочкой, а их младший сынишка, по доброй семейной традиции Беллменов названный Полом, рос крепышом и смеялся без устали.