Вскрытие показало... - Патрисия Корнуэлл

– Думаю, убийца – белый, но голову на отсечение не дам. Сесиль Тайлер была темнокожая, а маньяки, как правило, предпочитают насиловать женщин своей расы, если только у них нет навязчивой идеи "отомстить" представителям другой расы. – Уэсли взял фотографию Сесиль Тайлер, очень хорошенькой секретарши, работавшей в инвестиционной компании на севере Ричмонда. Как и Лори Петерсен, она была связана и задушена.

– В последнее время мы часто сталкиваемся с такой формой извращения, – продолжал Уэсли. – Однако тут есть одна загвоздка: черные мужчины насилуют белых женщин, но белые мужчины не насилуют черных женщин. Проститутки не в счет. – Он со вздохом окинул взглядом фотографии жертв. – Эти женщины не были проститутками. В противном случае, – пробормотал фэбээровец, – наша работа была бы полегче.

– Чего не скажешь об их работе, – хмыкнул Марино.

Уэсли не улыбнулся.

– Тогда мы по крайней мере могли бы провести определенную параллель. А так я просто ничего не понимаю. По какому принципу он выбирает жертвы?

– А что по этому поводу сказал Фортосис? – спросил Марино, имея в виду психиатра, доктора судебной медицины.

– Да ничего определенного, – отозвался Уэсли. – Не далее как сегодня утром я с ним разговаривал. Он отвечал очень уклончиво. Видимо, убийство доктора Лори Петерсен заставило его пересмотреть кое-какие версии. Но он по-прежнему уверен, что маньяк – белый.

Перед моим мысленным взором появилось белое расплывчатое лицо из ночного кошмара.

– Ему от двадцати пяти до тридцати пяти лет, – продолжал Уэсли, неотрывно глядя в хрустальный шар, украшавший стол. – Так как убийства происходили в разных районах города, маньяк наверняка передвигается на автомобиле – именно на автомобиле, а не на мотоцикле, грузовике или в фургоне. Думаю, он оставляет машину где-нибудь в темном переулке и дальше идет пешком. Машина у него старой модели, возможно, отечественного производства, темная, бежевая или серая – в общем, неприметная. Очень может быть, что его автомобиль похож на те, на которых ездят полицейские, когда не хотят привлекать к себе внимание.

Уэсли и не думал шутить. Бывают такие отморозки: они интересуются работой полиции и словно бросают полицейским вызов. Обычное поведение обиженного психопата, которого не взяли на службу в полицейский участок. Классика жанра. Такой тип прикончит человека, спрячет тело где-нибудь в лесу, а потом будет проявлять подозрительное рвение, оказывая содействие полиции. Он даже может стать своим в полицейском участке и попивать пиво с копами, свободными от дежурства.

Примерно один процент населения – психопаты. Но наличие соответствующего гена говорит лишь о том, что такой человек способен стать хорошим руководителем. Данное генетическое отклонение при хорошем раскладе делает из человека тайного агента, героя войны, генерала, миллиардера или Джеймса Бонда, а при плохом – Нерона, Гитлера или Джека Потрошителя. Это уже асоциальные элементы, хотя с медицинской точки зрения такие граждане вполне вменяемы. Они совершают зверские убийства, но не чувствуют при этом раскаяния.

– Преступник – этакий одинокий волк, – строил Уэсли свою теорию. – Ему трудно близко сходиться с людьми, хотя окружающим он кажется приятным, а то и обаятельным парнем. Ни друзей, ни постоянной женщины у него нет. Он может подцепить девушку в баре, провести с ней ночь – но для него это все не то. Обычный секс кажется ему примитивным, не приносит удовлетворения.

– Как я его понимаю! – не преминул спошлить Марино.

Уэсли развивал мысль.

– Гораздо больше его возбуждает жесткое порно, детективы, журнальчики соответствующие. Возможно, сначала он только предавался извращенным сексуальным фантазиям и лишь потом стал воплощать их в жизнь. Не исключено, что он любит подглядывать, смотреть на чужие окна, наблюдать за одинокими женщинами. Дальше – больше. Он начинает насиловать. Постепенно к изнасилованию как таковому добавляется избиение жертвы. Наконец он доходит до точки – изнасилование завершается убийством женщины. Убийства, в свою очередь, становятся раз от раза все более жестокими. И вот уже цель нападения на женщину – не изнасилование, а убийство. Изнасилование идет в комплекте. Скоро маньяку уже и убийства недостаточно. Он начинает методично издеваться над жертвами.

Уэсли потянулся за фотографиями Лори Петерсен (из-под рукава пиджака агента показался безупречный накрахмаленный манжет). Он долго, с непроницаемым лицом рассматривал снимки, затем положил на место.

– Совершенно ясно, – сказал Уэсли, повернувшись ко мне, – что в случае с доктором Петерсен убийца применял настоящие пытки. Вы согласны?

– Абсолютно, – ответила я.

– Вы о переломанных пальцах? – Марино, кажется, решил втянуть нас в спор. – Это по части хулиганья. Сексуальные маньяки такими делами не занимаются. Доктор Петерсен играла на скрипке, ведь так? Значит, тот, кто ломал ей пальцы, об этом знал. Тут личные счеты, можете не сомневаться.

Я ответила как можно спокойнее:

– Сержант, у Лори Петерсен на столе лежали медицинские справочники, скрипка стояла на видном месте. Не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы получить представление о роде ее занятий.

– Конечно, может быть, сломанные пальцы и ребра – результат борьбы жертвы с насильником, – предположил Уэсли.

– Не может, – отрезала я. – Никакой борьбы не было. Из чего видно, что они дрались?

Марино смерил меня неприязненным взглядом своих карих глазок.

– По-вашему, синяки и ссадины – это не доказательства того, что жертва защищалась. Очень любопытно. А что тогда доказательства?

– Хотите, чтобы я их перечислила? Пожалуйста. – Я выдержала взгляд Марино. – Сломанные ногти – раз. Ссадины и другие повреждения на руках, как если бы жертва заслонялась от ударов – два. Достаточно? У Лори Петерсен ничего подобного не обнаружено.

– Таким образом, мы пришли к выводу, что на этот раз преступник был особенно жесток, – подытожил Уэсли.

– Да что там жесток – он просто садюга, – поспешно произнес Марино, словно боясь, что это за него скажем мы с Уэсли. – А что я всю дорогу пытаюсь втолковать – убийство Лори Петерсен отличается от трех предыдущих.

Я чуть не взорвалась, но сдержалась. Три женщины были связаны, изнасилованы и задушены. Это что, не проявление садизма? Надо было и им пальцы переломать, тогда бы Марино остался доволен?

– Можете не сомневаться: с пятой жертвой маньяк поступит еще более жестоко, – мрачно предрек Уэсли. – Там точно не обойдется без пыток. Преступник убивает, потому что не может не убивать. Для него это как наркотик: чем больше он мучает своих жертв, тем больше ему хочется их мучить. Но каждое новое убийство приносит ему все меньше удовлетворения, что, конечно же, злит его и толкает на поиски очередной жертвы. Маньяк как будто становится менее восприимчивым, и для удовлетворения ему надо каждый раз придумывать что-нибудь новенькое. Только удовлетворение, даже от самого жестокого убийства, проходит, и с каждым разом все быстрее. Напряжение убийцы нарастает день ото дня, и он вынужден искать новую жертву. Промежутки времени между убийствами становятся все короче. Не исключено, что скоро он перестанет насиловать, а будет только убивать – так Банди делал, помните?